Читаем Дневник 1984-96 годов полностью

Дневник 1984-96 годов

Всю жизнь мечтал писать дневник, но очень быстро, начиная, бросал. Наверное, в этом была не нравственная потребность, а чисто внешнее стремление сделать "как и у…?". А вот теперь, кажется, засела в меня эта идея крепко. Одновременно с другой стороны: дневник должен быть посвящен, скорее, не фактам моей жизни, а искусству, литературе, т. е. тому, на что растрачены мои дни. Все это сформулировалось еще летом, после того как мы с Валей посмотрели "Ревизор" в театре "Современник". Именно тогда и возник первый импульс — написать об этом спектакле, но все опять всосала в себя суета и — пшик.

Сергей Николаевич Есин

Биографии и Мемуары / Документальное18+
<p>Есин Сергей Николаевич</p><p>Дневник 1984-96 годов</p><p><strong>1984</strong></p>

Всю жизнь мечтал писать дневник, но очень быстро, начиная, бросал. Наверное, в этом была не нравственная потребность, а чисто внешнее стремление сделать "как и у…?". А вот теперь, кажется, засела в меня эта идея крепко. Одновременно с другой стороны: дневник должен быть посвящен, скорее, не фактам моей жизни, а искусству, литературе, т. е. тому, на что растрачены мои дни. Все это сформулировалось еще летом, после того как мы с Валей посмотрели "Ревизор" в театре "Современник". Именно тогда и возник первый импульс — написать об этом спектакле, но все опять всосала в себя суета и — пшик.

19 сентября. Хоронили на Ново-Кунцевском кладбище Юрия Визбора. Видел Игоря Саркисяна — остались лишь прежний голос и острая манера думать, через сны, предчувствия, мистицизм и волхования. За те годы, что мы не виделись, он, по-моему, окончательно спился. Я стеснялся своей машины, пальто, хотя, наверное, вторым планом при всем моем "головном" стеснении присутствовал и некоторый садизм: он и Юра, когда мы вместе работали на Радио в ОЖС (иновещание; Отдел жизни Советского Союза, централизованная редакция, распространявшая материалы на другие редакции, вещающие на страны), относились ко мне скорее как к компаньону, нежели другу. Не было во мне этого легкого или привычного горлопанства, невинного артистизма самоутверждения.

На похоронах были знаменитые барды Клячкин, Ким, я их не узнал, все постарели, хотя молодятся, пытаясь запутать судьбу и очень близкую старость. Снаряды падают все ближе. С Визбором связаны эпоха "благословенных шестидесятых" (Ким на похоронах) и целое направление. И все же у меня ощущение, что он засуетился, не выразил себя. Торопился за сегодняшней, быстрой славой: и фильмы, и пьесы, и песни — "душа общества". Но, наверное, и знал, что его направление лишь региональное: рядом существуют Окуджава и Высоцкий.

Юра умер от рака печени. Лежал желтый, чужой. А ведь из всех, кого я знал, это был человек с самым большим обаянием. Смерть съела все. Оболочка меня не интересовала. Редко последнее время с ним виделся, переговаривался, но ведь всегда чувствовал его рядом, все время вел с ним неоконченный спор. Так и не доспорили…?

21 октября. Умер Вадим Михайлович Кожевников — "Прощай, Балуев!" — главный редактор "Знамени". Пытался вспомнить его книги и рассказы. Так, общие размытые впечатления. Даже в "Балуеве", книжке юности, помню по картинке какую-то сварку трубы, которую где-то прокладывали. Вот так ничего и не осталось, кроме некролога, подписанного членами правительства. Можно только представить себе, сколько интриг и предположений в Союзе писателей. Охотников до административного наследства очень много. Делят. И башмаков еще не износив… Что станет с литературой Нади Кожевниковой? Ну, она-то еще немножко попишет. Мне кажется, что следующие писательские поколения с особым сладострастием отыграются на балующихся пером детях: за фору, которую те имели, за импульс, за ложку каши и кусок порога, которые они получили без очереди. Миша Озеров, Катя Маркова — все лауреаты — что с ними станется без помощи и могущественной опеки мам и пап?

<p><strong>1985</strong></p>

31 января, четверг. Пишу уже в новом, 1985 году. Все прокатилось для меня стремительно: в ноябре в Сочи, декабрь и январь — в Москве, в вязкой, бездельной полуработе. На октябрьские праздники и на Новый год много смотрел кино, и крутятся вокруг этого какие-то мысли. Совсем недавно видел "Мать" Донского. Сначала совершенно не принял театрализованную, приподнятую манеру Марецкой, а в конце картины подумал: какой был мастер! Как прекрасно и точно распорядился этим не самым легким для экранизации литературным материалом. Наверное, даже был смысл в этой приподнятости материала, в стремлении не распластывать искусство в жизни, как рыбу на разделочной доске. Мир искусства и мир повседневной жизни, они соприкасаются, но не сливаются вместе. Наверное, это лучше искусства, втоптанного в мелочность сегодня. Запомнил "Голубые горы" Шенгелая. Чудовищная социальная аллегория современного общества, вернее, сегодняшнего хозяйствования. Автор приносит в издательство рукопись, и люди, которые по должности обязаны ее читать, не читают. Они занимаются всем, чем угодно, только не своими служебными делами, прикрываясь легким, изысканным юмором. И вот что мне подумалось: все это уже совершенно не действует, не революционизирует жизнь и общество. И мысль эта страшновата, как всякая голая правда.

Вышел мой "Имитатор". В Москве очень хорошо об этом говорят. В "Новом мире" роман соседствует с новым романом Ю.В. Бондарева. Только что звонил С.В. Михалков, поздравлял с публикацией. Говорили о драматургии. Его пьесы идут только в Москве, Ленинграде и по ТВ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии