Пригласил в «Тюрбан» старых своих знакомых по Казначейству и накормил их отличным говяжьим филеем, каковой, вместе с тремя бочонками устриц, тремя цыплятами, большим количеством вина и веселья, и составил обед наш. Собралось в общей сложности человек двенадцать. Сдуру наобещал им, что буду угощать их обедом каждый год и так до конца своих дней. Наобещал — но выполнять обещание не собираюсь.
Встал — и в присутствие, откуда в полдень сэр Дж. Картерет, сэр Дж. Меннз и я отправились на обед к лорд-мэру, куда были заблаговременно приглашены; кроме нас, были откупщики из таможни, три сына лорд-канцлера и прочие знатные и благородные особы. Обед выше всяких похвал, ибо лорд-мэр ни на что большее не способен. Никаких интересных разговоров — все до одного заняты были едой.
К капитану Коку, где за ужином встретился с лордом Браункером и его госпожой, а также с сэром Дж. Меннзом (присутствовали вдобавок сэр У. Дойли и мистер Эвелин); радостная весть87
привела всех нас в такой восторг, что в течение последующих двух часов мы покатывались со смеху и развлекались как могли. Среди прочего мистер Эвелин потешал нас тем, что сочинял экспромтом стишки, в которых обыгрывались слова «уметь» и «мочь», и преуспел в этом настолько, что у сэра Дж. Меннза застрял кусок в горле и он чуть было не задохнулся, отчего, впрочем (что вполне в его духе), развеселился еще пуще. <...> Более искренней радости я в жизни своей не испытывал.После обеда милорд (граф Сандвич. —
Обед был прекрасен, вино отличное. Будучи неряшливо одет, что мне, увы, свойственно, не был так весел, как мог бы быть и бываю, когда одет пристойно; поневоле вспоминаются советы моего отца Осборна88
, писавшего, что джентльмен может экономить на всем, кроме туалетов.Явился брадобрей Чапмен, который по моему желанию и безо всякого труда состриг мне волосы, что, признаться, привело меня в уныние; но коль скоро дело было сделано, к тому же на голове у меня красовался новый парик, я долго не отчаивался и заплатил ему 3 гинеи, с чем он и ушел, прихватив с собой и мои волосы, чтобы сделать из них парик кому-нибудь еще. Я же продемонстрировал свой новый завитой парик всем своим служанкам, и те сочли, что мне он к лицу, только Джейн промолчала: бедняжка никак не могла пройти в себя от того, что я у нее на глазах расстался с собственными волосами.
Встал и, так как было уже поздно, — в церковь. Обнаружил, к своему удивлению, что мой новый завитой парик, вопреки ожиданиям, большого впечатления на прихожан не произвел; я-то думал, что вся церковь будет разглядывать меня во все глаза, однако ничего подобного не произошло.
Сегодня утром надел свой новый плисовый камзол; вещь дорогая и благородная; обошлась мне в 17 гиней.
Спустившись утром вниз, обнаружил брадобрея Джервеза, он принес мне завитой парик, тот самый, к которому я на днях приценивался в Вестминстере; однако разглядел, что он свалявшийся (у Джервеза такое случалось и раньше), и от парика отказался; приобрел его в другом месте.
Сегодня утром, в соответствии с новой модой, облачился в только что купленный камзол из добротной материи с перевязью через плечо; отвороты рубашки и мундира оторочены шелковыми кружевами — в тон камзолу. Навел красоту — и в церковь, где скучная проповедь и никому не известный пастор.
<...> Хоть я и убежденный противник расточительства, однако придерживаюсь того мнения, что лучше пользоваться радостями жизни теперь, когда у нас есть здоровье, деньги и связи, а не в старости, когда не останется сил насладиться этими радостями в полной мере.