Под разговоры о нефти доехали до знаменитого храма огнепоклонников. Храм здесь был очень давно, еще до ислама, и башни молчания тоже. Здесь земля сама извергала из себя огонь. Не забудем, что нефть тогда добывали еще в колодцах. Копали колодец глубиной в 5–6 метров и черпали оттуда просачивающуюся сквозь породу нефть. Особенно ценной была белая нефть, почти лишенная парафина. В войну такой нефтью без всякой обработки заливали баки танков.
Храм восстановили в ХVII веке, когда сюда пришли индийские купцы. Поклонение огню — это одно из их верований. Кстати, в храме исполняли свои обряды и индусы. Сам храм похож на караван-сарай: двор, окруженный стеною с кельями. Здесь жили монахи-аскеты и простые паломники-огнепоклонники, которые оставались здесь на 10 дней. В середине двора — алтарь, по его четырем углам горели огненные факелы, в каждой келье через дырочку в полу сочился газ — горел огонь. Здесь же, в центре двора — место, окруженное камнями, для кремации. Пепел отвозили в Индию и развеивали над священной рекой Ганг. Вокруг храма первоначально была пустыня, не очень далеко — пересоленное Каспийское море. Когда стали добывать нефть в промышленных масштабах, то упало давление, факел на павильоне и центральный факел над каменным шатром угасли. К визиту в конце 1950-х в Азербайджан Джавахарлала Неру храм восстановили, даже провели по трубам газ к угаснувшим факелам. Но Неру в храм не поехал. Когда сюда попадают жители Индии, огнепоклонники снимают у входа туфли и по гранитным плитам, на которых храм стоит, идут к алтарю. В одной из келий есть список знаменитых людей, побывавших здесь. В списке художник Верещагин и химик Менделеев. Менделеев прожил здесь несколько сезонов, отсюда писал письма жене. Химик, органик, нефтяник. Добраться бы до этих писем. Лаборатория знаменитого химика, давшего миру идеальный рецепт водки, находилась рядом с храмом.
Это действительно именно то место, где 130 лет назад начались знаменитые нефтяные разработки. Какие особняки, какие лачуги вокруг! Хотя в казармах, которые Нобиль построил для рабочих, сейчас и до сих пор находится больница.
Несмотря ни на что, вылетели из Баку почти вовремя, с минутным опозданием.
Дачные участки занесло так, что можно было подумать — конец декабря! Тем не менее прорвался, значит — баня, печка, собака, которая ходит по снегу.
Вчера вечером В.С. встретила меня гороховым супом, попытались опять поругаться, но получилось все вяло и без энтузиазма. Но, когда уже из машины я позвонил ей, чтобы предупредить: возле нашего подъезда под легким снежком наледь, не поскользнись, она попыталась меня уязвить: «Ты же будешь рад». Зачем я всё это пишу? Вечером хорошо поговорили об интервью Путина по трем каналам, о выборах на Украине, о склоках в нашем писательско-артистическом мире. Мы почти перестали говорить о литературе, может быть, потому, что литературы, которая нас бы захватывала, нет.
Прочел крошечную книжку Фаины Раневской. «Дневники на клочках», которую купил раньше, но все было недосуг. Здесь есть и письма к ней Плятта, Л. Орловой, М. Бабановой, Т. Тэсс. Хорошо, что люди находили время, чтобы обменяться добрыми словами и лаской — эта счастливая привычка постепенно уходит из нашей жизни. Корявые и слишком простые слова в Интернете, конечно, подержатся, а потом будут угасать и растворяться в общем электрическом вихре. Как всегда, пометил несколько цитат, совпадающих или с вектором моих размышлений, или с моим раздражением.
Сначала об успехе, которого у меня по-настоящему не было, потому что не умел им заниматься, кудахтать, дергать за ниточки славы. А если и был, то даже дома меня за него корили. «Успех — единственный непростительный грех по отношению к своему ближнему». Теперь о телевидении, наглом и много о себе думающем. Такая же ситуация была и с корифеями нашей режиссуры, когда я там работал. Что-то у них у всех получалось лишь за счет лучших в стране актеров. Но сколько у разных Верников было спеси! «Вчера возили на телевидение. Вернулась разбитая. Устала огорчаться. Снимали спектакль «Дальше — тишина». Неумелые руки, бездарные режиссеры телевидения, случайные люди. Меня не будет, а это останется. Беда» (78 год).