Дневник, 2004 год

Несмотря на все мои колебания с поездкой, B.C. сварила мне на дачу супа, который я и повёз в термосе.

12 декабря, воскресенье. Еще в среду или в четверг В.П. Смирнов дал мне почитать книгу С.П. Яковлева «На задворках «России»». «Россия» в данном контексте — это кинотеатр на Пушкинской, в доме, примыкающем к нему с обратной стороны, находится журнал «Новый мир». Сейчас этот кинотеатр — «Пушкинский», раньше был «Россия». Сейчас, как выяснилось, первый этаж журнала отошел под казино «Каро». О публикации каких-то материалов Яковлева в одном из ленинградских журналов я уже слышал, будто бы там немыслимые подробности. Но никогда не думал, что целиком вся книга так увлекательна и захватывающа. Я-то ждал, в общем, сплетен, разных разговоров, но оказалось — это стремительная, наболевшая книга о нескольких последних годах редакторства в «Новом мире» С.П. Залыгина.

Незадолго до его смерти я разошелся с ним, как будто кто-то незримо стоял между нами, а раньше, смею сказать, я был любим С.П., он везде брал меня с собой… Но вдруг что-то разделило нас, и сейчас я понял: разделило это жуткое окружение в журнале.

Книгу пересказать нельзя, ее надо прочесть. Во-первых, здесь ряд интересных портретов — не злых, даже не безжалостных, а лишь грустно-точных. Это и наш Руслан Киреев, который явился передо мной в новом качестве, менее добрый и менее отзывчивый. Оказывается, он, как и в случае выборов меня ректором, баллотировался на пост главного редактора, и опять, как и тогда, оказался неким «бревном», как принято говорить в политической терминологии, — в некий момент он снял свою кандидатуру с выборов. Есть портрет и Василевского. Милый мальчик, играющий всегда только в одни ворота — в свои.

В этой книжке, которую я неотрывно читал вечер субботы и всё воскресенье, есть много ответов на вопросы, на которые сам я не мог ответить. Например, почему журнал стал таким плохим после смерти Залыгина, да и во время его болезни, когда он был еще жив? А это всё «групповщина», как говорил С.П., «православные евреи». Я получил ответ, почему бездарный роман Михаила Бутова оказался удостоенным Букеровской премии. И почему журнал почти перестали читать, и этот когда-то лидер нашей «толстой» журналистики стал проигрывать «Нашему современнику». И это наша интеллигенция! Боже мой, какие невероятные интриги происходили на задворках «России»! С некоторым восторгом я воспринял так называемую «бухгалтерскую ситуацию». Выяснилось, что она была близкой к той, что случилась и у меня — с наездами, звонками, револьверами. Только там два раза людей чуть не убили, и я порадовался, что сумел обойти те сложности, которые С.П. Залыгину обойти не удалось — я не дал втянуть себя в сговор, в «черную кассу» и проч. и проч. и проч.

Особую роль в книжке занимает портрет самого Залыгина. Я хорошо помню его рассказы, его живость, ясный быстрый ум, и меня поразило поведение старого человека. Как часто старость диктует эту линию практического одряхления и экономической немощи. Я дал себе слово, что в такое положение не поставлю себя никогда. Сколько же Сергей Павлович проиграл, пытаясь выговорить себе право, как бывший главный редактор, два раза в месяц воспользоваться машиной редакции для поездки к врачу. И это жизнь нашего выдающегося русского писателя на фоне журнальных прихлебателей! Вспомним и такой эпизод — как С.П. умудрился недоглядеть, как он жаловался потом Г.С. Костровой: дескать, за его спиной прошла рецензия Марченко на книгу Есина.

Ну, по крайней мере, можно порадоваться, что в лице нашего выпускника С. Яковлева (все-таки не зря мы кого-то учим, воспитываем, и эти воспитанные нами редакторы получаются как люди) эта новомировская «общность» получила свою оценку и отпор. Теперь с этим пусть и живут, миленькие. Хватит ли у меня сил и умения когда-нибудь позже, когда меня перестанут захватывать сиюминутные замыслы, написать что-нибудь подобное, показать, чем тут живут люди? Ведь какие фигуры.

Вечером посмотрел материал Игоря Каверина. Опять все совершенно гладко, местами написано просто виртуозно и с такой верой в собственную гениальность (а талант его лишь в том, чтобы складывать простые слова), что диву даешься. Причем, судя по тексту, он увлёкся большим полотном, где ему являются и Данте, и Петрарка, и Ронсар. Мне совершенно ясно, что художественно как писатель он не состоится, в лучшем случае выйдет такой новеллист мелких форм. Его во что бы то ни стало надо переориентировать и ближе к жизни, и ближе к журналистике. Если бы он имел верное чутье, возможно, из него получился бы замечательный журналист, а сейчас у него нет мысли, нет чувства… Дай Бог, чтобы я ошибался. Что завтра говорить на семинаре?