Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

22 июля, пятница. День начался опять с борьбы за новый ударный талант. Это скромный и тихий мальчик Паша по фамилии Фельдман. Он, естественно, самый талантливый, многообещающий, одним словом — лучший. В его семнадцать лет у него похвальные грамоты, школьные выступления, даже книга. Как говаривал Бунин, любой смуглый юноша — это уже русский писатель. Пишу так иронично потому, что предельно раздражен родителями, особенно отцом — металлургом. Это особые люди, они все рассказывают о себе. Сам Паша, милый мальчик, любит Бродского, но и я его люблю. Он, как и положено, подавал документы на очное отделение и на заочное. Олеся Николаева, которая набирает семинар, пишет: "В стихах Павла Фельдмана есть поэтическое чувство, есть попытка выстроить стихотворение, а главное — чувство любви к поэзии. Я бы допустила его до второго тура". Но, видимо, чуть поколебавшись, О.А. добавляет: "P.S. Все-таки — минус. Слишком много — все! — чужое". Тут же рецензия Оли Тузовой: "В стихах Павла Фельдмана меня больше всего смущает напыщенность — автор никак не может снять котурны. Название книжки "Для чего-то я нужен России" говорит о недостатках вкуса. Стихи же — обычные юношеские вирши. О перспективности автора говорить трудно: он так молод, что, может быть, его стихи — чисто возрастное явление. Я бы отказала". На всякий случай стихи юного гения мы передали Сереже Арутюнову, который набирает семинар на заочном отделении. У Сережи несколько другое видение судьбы и стихов этого мальчика, Сережа пишет всегда как читатель "Нового литературного обозрения": "Юный ленинец, поражающий отнюдь не ленинизмом. Инкубационная реинкарнация советского (ультрасоветского) поэта шокирует пародийным звучанием в контексте произошедших со страной метаморфоз. Поэма "Небо над Берлином" выглядит совершенно по-иртенъевски, да еще с присовокуплением старинной песенки о сбитом Пауэрсе ("Мой "Фантом", как пуля быстрый…"). Ясно, что это плоды комвоспитания, замешанные на впечатлениях от патриотической компьютерной игры, симуляторы крайне популярные, экзотика! Газета "Завтра" была бы от Павла в крайнем возбуждении, и наперекор всем политиканам и дикарям мне слышится в абитуриенте классицизм, чистота помыслов, хрустальность, каковая обязана быть взятой на довольствие именно по причине острой конфликтности ее с миром… кажется, чистогана, если верно помню угрожающую кальку былых газет. Над пафосом Фельдмана будут смеяться, но каждый боец, пусть еще необстрелянный, имеет право на заводь, где его любят, и на светлые воспоминания лицейского толка. Голосую "за"".

Итак, на очном отделении Павел получил отказ, а вот с легкой руки Сережи Арутюнова мы все же решили допустить мальчика, золотого медалиста, до экзаменов на заочке. Но это решение до него вовремя не дошло, и уж коли нет, как посчитали первые рецензенты таланта, то мальчик стал устраиваться в другие вузы в Москве. Но на всякий случай заглянул и к нам в институт. Ах, талант есть! Почему такой разнобой, раз кто-то талант все же обнаружил? Вот тут папа и стал объяснять мне, что мальчик должен учится в другом вузе, а как в самодеятельную студию ходить в наш институт. Папа уже решил, что мальчик — великий русский поэт. Как же мне жаль этих дядей, которые портят судьбу своих детей! А в принципе, папа в понедельник позвонит, и я скажу ему: ну, пусть ваше чадо ходит вольнослушателем в какой-нибудь семинар. Если не поэт — сам отвалится!

В институте был Ваня Панкеев, много интересного рассказывал об авторском праве, которым он сейчас занимается.

Около шести вечера Н.М. Годенко, Т.А. Архипова и А.К. Михальская принесли проверенные изложения. Я оставался на работе, чтобы отбирать, сравнивая с конкурсными текстами, все, что более или менее талантливо. Но, как ни странно, двойка только одна. Даже более того — вот она диалектическая увязанность жизни, — ЕГЭ сыграл свою роль в некотором пересмотре наших критериев. Дело в том, что два первых раздела ЕГЭ являются некими тестами, которые проверяет компьютер, но последняя часть, похожая на изложение на заданную тему с требованием определенного объема — не менее 150 слов, проверяется экспертами-специалистами. И вот здесь-то и были выработаны некоторые новые критерии. Раньше мы, в принципе, больше обращали внимание на грамотность, грамматика и синтаксис всегда превалировали над смыслом. Критерии же по ЕГЭ подразумевали большую гармонию. Общая максимальная оценка здесь 100 баллов. Из них идеальный абитуриент может за грамматику получить 40 баллов, а вот остальные 60: за "логичность и связанность" — 10 баллов, за "самостоятельность суждений" — 10 баллов, за "обоснованность суждений, наличие обобщающих выводов" — 10 баллов, "лексическое богатство" — 10 баллов, "синтаксическое разнообразие" — 10 баллов.