Читаем Дневник, 2006 год полностью

Пока стоял и ожидал Ю.И. возле здания Счетной палаты, с интересом наблюдал за сытыми чиновниками, входящими и выходящими из здания. Это напоминает картины, написанные Гоголем. Уловил моду больших начальников ездить в теплых машинах, без пальто. В этом есть какая-то вызывающая сановность. Выскакивая, как из кареты, чиновник, эдаким аристократом жизни, стучит каблуками, торопясь в теплое здание. Вспомнил про Гоголевское «жужжание». Возле Палаты масса машин, и, как я заметил, любимая марка здесь — «Форд». Получил представление о стороне жизни, которую плохо, или по-старому, себе представляю. Особый служивый класс, никогда не забывающий о себе. А ведь на Степашина и его Палату сейчас чуть ли не последняя надежда.

С Мариной Александровной хорошо переговорили и попили чаю с тортом. Женщина она волевая, к прекрасному и дорогому торту, который мы купили по дороге в «Седьмом континенте» — кулинарная школа Гаргантюа, — она так и не притронулась. Сами принесли — сами по два куска съели. «Седьмой континент» — тоже не мой гастроном, не мой уровень и не мой класс. Это мир достаточно богатых и, главное, не волнующихся за свое будущее людей. Здесь другие продукты, другое качество и другие цены. Мы — лакомимся шпротами и размышляем: купить копченые сосиски или какое-нибудь мясо. Пишу потому, что обзор гастрономических горизонтов поставил меня «на свое место».

16 ноября, четверг. Лег спать с ощущением некого затора в романе. Я многое «заявил», а теперь надо все разрешать, а оно не разрешается. Накануне что-то рисовал по четверной главе, но «затор-то» в пятой. Плохо идет сцена защиты, потому что хотел описать участие старых «препов», но знаю о них не так много. Можно лишь догадываться, сколько здесь было предательств, заявлений в партбюро; как отголосок былого, к тому времени, когда я пришел в институт, запомнился конфликт на кафедре у Миши Синельникова, там тоже были заявления в партбюро и прочее. Сидел над текстом, в голове пролетали варианты, понимал, что вот так сходят с ума. С отчаяния пошел в баню, и, как обычно, по дороге придумал «раздвоение» публики на мертвую и живую и набросал в записной книжке некоторые переходы. Теперь у меня остались разговоры в «невидимой части», появление бронзовых классиков и сам финал. Возвращение памятников по своим местам уже написано, и мне кажется, даже неплохо, есть мысль.

17 ноября, пятница. Утро у меня теперь начинается с получасового хождения по школьному стадиону. За те полгода, что я оставил должность ректора, кажется, что-то изменилось у меня и со здоровьем, по крайней мере, ноги я почти, как я говорю, «разносил». Перестал давить и гнет ответственности. Так приятно теперь участвовать в общественной жизни на правах простого институтского обывателя. Народ у нас не дремлет, все замечает. Я не без интереса выслушиваю различные новости, которые не всегда радуют. «Приливная» волна слухов и неприязни, которая всегда возникает при смене власти, отхлынет и «свою правду» я получу. И я бы сказал, получаю.

В четыре — семинар. Обсудили работу Володи Никитина, в которой не все в порядке, но вряд ли ее можно причислить к рядовым. Ребята практически подметили то, о чем все время думал и я. Хорошо о визуализации говорил Игорь Каверин. Да и вообще все говорили хорошо. Я дал Володе ряд советов, которые скорее требования. Рецензия у меня была готова, и я с удовольствием ее зачитал. Там есть в конце не самые приятные вещи; самолюбивый Володя должен был это выслушать.

До семинара надиктовал Е.Я. страниц пять текста в книгу о преподавании. Начал с такой специфической вещи, как «творческий этюд». Книга о методике постепенно проясняется. Но объем того, что я должен в ближайшее время сделать, меня ужасает. Закончить роман, каждый день вести дневник, написать юбилейные статьи о Григоровиче и о Покровском, сочинить, хотя, наверное, не смогу, «Рождественскую сказку» для газеты на Рублевке (звонил Дорожкин), дважды в неделю заниматься со студентами.

Продиктовал также письмо Т.В.Дорониной.

Пожалуй, включу в дневники и обязательную рубрику «События дня». Страна наша не обходится без ежедневного скандала. Скорее не сам, по телевидению, а через моего «связного по масс-медиа», через В.С., узнал о скандале в ведомстве непотопляемого Зурабова. Открылись невероятные злоупотребления в фонде обязательного медицинского страхования. Чего-то подобного я ждал. Ну, как не ограбить еще раз пенсионеров! И тут же опять вспомнил Путина. Без его ведома вряд ли кого-нибудь тронули бы, а здесь, кажется, уже сажают, посадили чуть ли не руководителя агентства. Значит, копает крот!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное