ни протии кого не было ни одного голоса, все «за». Расстроила меня только внутренняя политика ректора, БИТ, которую он объявил. Здесь опять любовь к авторитетам и мысли о своем внедрении в иную среду. Опять о некой помощи со стороны, опять попытка привлечь к институту Союзы писателей. В сентябре собираются созвать конференцию, с участием всех союзов. Я-то помню, что все союзы только и думают о возвращение института под их державную и нищую руку. Судя по всему, БНТу очень нравятся многочисленные совещания и собрания. Рассказал о своей встрече с В.Бавыхиным (?), потом о собрании ректоров, на котором выступал и Путин. Это было интересно, потому что еще делал доклад и Садовничий. Все это очень корреспондируется, как сейчас говорят, с вчерашним утренним разговором с моим соседом-профессором. На ученом совете пришла в голову мысль, что институт, его глобальные интересы от меня отчалили, надо заниматься учениками и самим собой. После совета была Лариса Ягункова, мы говорили с ней о Горьком, сказать мне кроме самых общих слов мне о нем нечего.
Домой шел по бывшей улице Горького и зашел в «Москву». С большим трудом разглядел на полке, отмаркированнй буквой «Е» среди обоих Ерофеевых свою книжечку. Наверное, мой звонок Н.Л. с просьбой обратиться к ее приятельнице директору «Москвы» поставить мою книжку получше, был напрасным. На авансцене рынка совсем другие книги, которые, думаю, не являются литературой.
Вечером из Парижа звонил Толя Ливри. Потерял со мною связь и не хочет теряться. Всех мои перипетии знает. Попутно немножко жаловался на Славу Огрызко, который внезапно и немотивированно прекратил с ним связь. Ну, чего здесь сказать? Огрызко есть Огрызко. Несколько дней назад Олеся Николаева говорила мне о некой, не читанной мною, статье Огрызко, в которой он, с присущей ему манерой собирателя слухов и тайного завистника любому литературному успеху, ответил на присуждение Николаевой премии. Причем, видимо, воспользовался здесь как материалом цитатами из моих Дневников, я полагаю вне контекста, потому что наши отношения много раз менялись в зависимости только от отношения к студентам и моего видения учебного процесса. Как, впрочем, менялась и сама Олеся Александровна и менялся я сам вместе со своим отношением к людям. Олеся Александровна мне попеняла по поводу этой публикации Огрызко с моимиинвективамииз Дневника. Я подумал о нечистоплотности редакторе «Советской России»: со мною в ссоре, о Дневниках, в зависимости от конъюнктуры, отзывается плохо, а везде цитирует. Хороша птица!
Вот что я начитал за сегодня.
Сергеева Аврора, 1988, Москва
Нет. К сожалению. Благие намерения описать военное время, эвакуацию. Но! Очень не в порядке язык и нет ощущения правды и изменчивости мира: деревенское окно в войну затянуто полиэтиленом. Много неправды, не собранный сюжет. Решительное «Нет»
Вишневская Анастасия, 1987, Санкт-Петербург
+. Хорошо держит тон, спокойное, умное письмо. Девочку интересуют не картина жизни, а и комментарии к ней. Между прозой и публицистикой. Судя по некоторым высказываниям в тексте – дочь рабочих. Это вызывает у меня сочувствие. Отказывать оснований нет. Пусть пробует. +