Нашла случайно Вашу книгу «На рубеже веков. Дневник ректора» в нашей библиотеке и начала читать, не пропуская свободной минуты. Книга состоит из минимальных моментов профессиональной и личной жизни, которые указывают ясно и точно Вашу ежедневную борьбу за существование Литинститута. Как накормить студентов, как найти спонсоров, как починить крышу… После чтения книги я Вас очень оценила не только как писателя, но и как человека. Почему я Вам пишу? Не могла Вам не написать о моем восторге насчет книги. Всего Вам наилучшего, продолжайте и в будущем так Вашу работу со студентами и с Вашими сотрудниками.
Джованна Спендель. Сегодня же по телевидению показали интервью с Пиотровским. Из большой фразы, где перечислялись многие кражи в крупнейших музеях мира, в том числе и в Лувре я выбрал лишь начало и окончание периода. »
Что касается моей личной отставки…. От меня не дождетесь» Я полагаю, что первое, что надо сделать, это наградить Пиотровского за заслуги перед Отечеством. 11 августа, пятница.
Утром был у врача Валентины Васильевны Артемьевой. Это один из тех врачей, которых и называть хочется врачами. Наверное, даже у ненавистника медицины Мольера не было бы к ней претензий. Прописала она мне еще пару дней колоться, но главное – у меня очень неплохой рентген. Удивило меня также давление: 130 на 70, такого у меня не было последние пятнадцать лет, вот что значит поменять образ жизни и избавиться от тотальной ответственности. Из поликлиники заехал в институт. Заочники пишут этюды. Говорил с БНТ, накануне он дал мне для прочтения роман израильского писателя Амоса Оза. Израильтянин будет в начале сентября на Книжной выставке, нам вменяется устроить с ним встречу. Наверное, этот писатель говорит по– русски. Ожидая приема у врача, я начал роман читать. Написано грамотно, с подробностями жизни и этнографии, которые я так люблю. Есть описания Иерусалима, его улиц и быта. Смутила меня, конечно, реплика на первой обложке, что это «Госпожа Бовари» ХХ века». На последней странице еще одно интересное сообщение. «Роман «Мой Михаэль», включенный Международной ассоциацией издателей в список «100 лучших романов двадцатого века», переведен на 28 языков и издавался более 60 раз в разных уголках мира». Мне интересно, чего здесь больше: любви издателей к Израилю, который, это не секрет, для многих является исторической родиной, или действительных литературных достоинств. Увижу.Днем, уже из дома ходил в аптеку и на рынок. Уже пару дней рынок закрыт. Я представляю, как в темных ларьках парятся и портятся продукты, предприниматели не тот сорт людей, которые что-либо выбросят. Университетский рынок начало лихорадить еще раньше. Я помню, как несколько дней назад я ходил за осетриной для В.С., она захотела сварить себе из нее суп, осетрина единственный сорт рыбы, который она может есть из-за своей болезни. В тот день рынок работал, но несколько рыбных палаток, расположенных рядом были подозрительно закрыты, продавцы отсутствовали, жалюзи не подняты. Я подошел к какому-то парню таджику, местному подносчику, и спросил. С большой готовностью парнишка ответил, что ожидают комиссию, и поэтому продавцы не вышли. Очень специфическая реакция, но откуда узнали о визите комиссии? Сколько и кому заплатили за эти сведения?
Стационарные палатки все были закрыты. Вокруг рынка небольшими группками стояли хорошо одетые усатые владельцы и нервно беседовали между собой на иностранном языке или по мобильным телефонам. Возмущались. Лишь в середине рынка работал овощной ряд. Проходя мимо, я услышал, взвинченный голос: «Когда будет медицинская книжка, тогда и откроем». Но суть моих наблюдений в другом, она менее романтична. Я выбрал картошку, которую продавала женщина славянского вида, она мне отвесила два килограмма, получила свои 36 рублей. И картошка мне показалась легковатой, и настроение у меня было сегодня склочное. В общем, я не поленился пройти двадцать метров и поставил картошку на контрольные весы. Может быть, и правильно Лужков собирается закрыть эти рынки мелких перекупщиков. Как же они нас грабят. В моем случае не хватало ровно одной восьмой – 250 граммов. Какой упоительный скандал я устроил, вернувшись, продавщице.