Может быть, что-то происходит и во мне, Бердяевутверждал, что человек за жизнь несколько раз меняет мировоззрение. Не стал я юдофилом, как Горький, но кое-что из своей литературной жизни я всем простил: такая уж у нас медленная судьба. Вы-то, Марк, как никто, понимаете, что я имею в виду. Но вот что любопытно, отказывая мне в публикации «выбранных мест» из моего Дневника, «Наш современник» в своей внутренней рецензии – я, довольно окказиональным способом, ее увидел, – указал, что не в пример прежним годам еврейская тема в моем дневнике отошла, и даже…
Письмо Ваше, дорогой Марк, как и положено практикующему профессору, я разметил по пунктам. Вы как бы спрашиваете, я отвечаю. Особо своих мыслей у меня нет. Я полностью сосредоточился сейчас на романе, и пишу каждые два месяца, кроме дневников и другой необходимой писанины, и обязательного чтения, и обязательного театра, два-три печатных листа. Это немало. Надо бы наладить посылать Вам, как я давно хотел, каждый месяц дневник. Я даже не представляю, какую последнюю главу из «Кюстина» вы читали. Теперь я написал главу «Ленинград» и, конечно, ошибок там тьма. С некоторой оторопью жду верстку. Попутно – не волнуйтесь, живу я достаточно комфортно, мне ничего не надо. Возражаю.
Совершенно замечательное по точности место в Вашем письме, место – это «габардиновые лапсердаки». Поздравляю, запомнил, по возможности куда-нибудь вставлю, украду. И вот теперь – с самого начала. Не хуже – «Когда в 12 часов дня раздавался гудок, вверх поднятая рукаразжималась, и молоток падал на палубу». Класс.
А в Израиле я был, впечатление хорошее, но мало, кажется, в томе дневников, который выпускался в Литинституте, что-то об этом есть. А вот пассаж о сыне, который стал «ортодоксальным евреем», мне напомнил виденное. Это сын знаменитых родителей Генриетты Яновской и Камы Гинкаса. Я видел один раз этого парня, уже давно, в кабинете матери– с пейсами, с кепуром на затылке, в черном. Молодой парень, для которого, как мне показалось, все неверные. Ходят слухи, что и с родителями у него нет особой общности, ушел в исконное. Но об этом мне трудно рассуждать. В этом отношении Вы молодец – я тоже стараюсь все понять и ничего не осуждать. Но Ваш другой пассаж – «им не жалко своих детей и женщин» пронимает, впрочем, я здесь по «Эху» слышал и другую сторону – нас согнали с земли, на которой мы жили тысячу лет.