Дневник. 2009 год.

Как все же не хочется читать то, что я читаю, какие приходится делать усилия, как разжигать себя, чтобы окончательно не озлобиться. Почему, в общем-то, так все скучно? Иногда я думаю, что попал в тот возраст, когда художественная литература вообще перестает действовать на человека. Иногда – что просто завидую энергии и времени у молодых. Я должен сказать, что старый писатель, как правило, все же плохо относится к молодой прозе: и не так, как писали мы, и не про то, и сразу начинает брюзжать что-нибудь о традициях. Вот так же я взялся за толстую книгу Андрея Геласимова«Степные боги».

В первую очередь смутила, конечно, реклама. Я всегда стараюсь обходить то, что усиленно рекламируют. А здесь прямо на обложке: «Глубина Толстого, психологизм Достоевского, патриотизм Шолохова» – на все вкусы. Я уж не говорю о сериальном названии «Лауреаты литературных премий» и «крике» на переплете: «Новый роман, который вы держите в руках, – возрождение великой русской литературы в России». Вот такую услугу оказывает издательство «Эксмо» своим авторам. С подобной рекламой я бы никогда книжки не купил. Но здесь я радуюсь, что после прочтения роман останется уже в моей библиотеке, радуюсь, что на ближайшем семинаре о книге расскажу ребятам. В общем, когда принялся читать, то оторваться уже не смог. Действительно ново, ясно, почти традиционно и увлекательно. А увлекательно, когда есть в первую очередь характеры, а не поддерживающие конструкции сюжета.

По всем современным параметрам Андрей Геласимов вплотную, казалось бы, идет за модой и современным романным сложением. Русский мальчик и некий потомок чуть ли не японского самурая. Разве это не некая желанная перекличка с возможным западным читателем? А так как дело происходит сразу после войны, то можно поглумиться и над голодом и порядками в стране, и поёрничать над «товарищем Сталиным», и над порядком в лагерях для военнопленных. А потом такой надоевший прием, действительно найденный Толстым, все описывать глазами маленького деревенского подростка. Но это, оказывается, не имеет значения, когда рождено и собственным сердцем, и точным знанием. Геласимов как настоящий писатель не только, так сказать, вскрывает свои истоки, но, как мне кажется, и пишет свое литературоведение.

Это на первой странице: Автор выражает глубокую признательность: Костромитину Ивану Александровичу за его устные воспоминания, с которых началась работа над этим романом. Павлу Быстрову за его познания и глубочайший интерес к истории Второй мировой войны. Своей маме Геласимовой Ларисе Ивановне за ее удивительные устные рассказы. Своему деду Геласимову Антону Афанасьевичу за смешную частушку, за переход через Хинган в августе 1945-го, за то, что выжил и победил, и за то, что много рассказывал внуку.

Собственно, полагаю, здесь очень многое из источников, кроме, конечно, таланта, действительно неординарного. Чтобы уже окончательно закончить с этим романом, вернее, двумя повестями, выписываю и фразу из аннотации: «Пронзительная история дружбы забайкальского мальчишки, современника Великой Отечественной войны, и пленного врача Хиротаро неожиданно превращается в историю отношений поколений, культур, ценностей».

Дача – это единственное место, где я после бани высыпаюсь. Ехать в Москву решил завтра утром.

27 сентября, воскресенье. В шесть встал, попил чаю и в восемь выехал. Домчался за два часа, в десять я был уже дома за компьютером. По дороге подвозил довольно пожилого, уже вовсю поседевшего мужика, он назвал меня «батяней». В отместку решил «заняться бессмертием», записать два эпизода, которые раньше умостились у меня в памяти, но то ли вчера, то ли позавчера, когда суждения возникли, в дневник не попали. Но и то и другое казалось мне достаточно важным.

Во-первых, все время по радио говорили об огромном сокращении на ВАЗе, но тут же было высказано и недоумение: дескать, как же так, если весь мир в связи с кризисом переходит на автомобили такого же типа, как ненавистные нашим средствам массовой информации и нуворишам «Жигули»? Я, например, всю жизнь езжу на машине этой марки.

Во-вторых, дня два или три назад я видел по «Дискавери» замечательную передачу о Рауле Валленберге, и тут же, или в другой передаче, было рассказано о сопротивлении датских властей немецким требованиям о выдаче евреев, о желтой звезде, о солидарности народа с еврейским населением. Естественно, стала виднее личность Валленберга и его очень богатых родичей, которые сотрудничали с немецкой промышленностью. Существовали, оказывается, даже некоторые сношения с Эйхманом. Но рухнул миф о том, что когда в Дании немцы все же ввели звезду, то вроде бы сам король наколол себе на грудь желтый шестиугольник. Как раз этот эпизод так поразил меня в фильме Рязанова об Андерсене. В Дании евреи никогда желтую звезду не носили.