Дневник, 2012 год

Пригласительный билет в храм Христа Спасителя по моей просьбе достала мне моя коллега, знаменитый поэт, по семейным связям близкая к крупному церковному чиновнику. Сразу я обнаружил, подойдя поздно вечером к храму, что некий билет или пропуск имеет несколько разновидностей. Одна — это когда тебе можно прийти и слушать службу справа от алтаря, стоять как раз на той стороне, где обычно находится неизменно приезжающий на службу президент. Вход в этот придел храма — через Нижнюю церковь. Через Нижнюю церковь запускают и ту часть благочестивой публики, которая будет стоять в середине — собственно, ей будет виднее всего, и, раздвигая её, пойдёт Крестный ход во главе с Патриархом. А вот со стороны Волхонки, через Северный вход, ну и, естественно, через все рамочные детекторы пойдут остальные миряне, у которых была заветная бумага. У них обзор будет самый неважный, потому что между ними и центральной частью храма, за некоторой оградкой, на специальном возвышении поместят прессу: объективы, микрофоны, камеры. Пресса загородит большую часть обзора. Но всё равно — я хотя бы здесь говорю о себе — будет видно, когда к началу Полунощницы приедут президент Д. А. Медведев с супругой, будущий президент В. В. Путин и московский градоначальник С. И. Собянин. Будет виден и амвон, и Царские врата, откуда будут выходить и Патриарх Кирилл, и священнослужители.

Я пришёл в храм часа за полтора до начала службы. То впечатление одухотворённости жизни, которое всегда у меня возникало при просмотре передач из храма, присутствовало и на этот раз. Оно связано было не только с праздничным убранством собора, добавочным телевизионным светом, но в первую очередь — с возвышенно-торжественным выражением лиц верующих. Всех ли лиц? Об этом я и хотел бы написать, связав некоторые эпизоды происходящего с телевидением.

Как обычно, верующие стараются подойти как можно ближе к месту, где непосредственно происходит всё таинство. Это понятно, я тоже постарался стать поближе к тому барьерчику, который отделял верующих сектора, где я стоял, от прессы. От этого заветного барьерчика меня отделяли рядов пять. Всё вокруг сверкало — пробовали свет, зажглись огромные паникадила. Справа от меня и чуть впереди на высоком помосте стояла стационарная телевизионная камера с мощным объективом. Несколько других камер стояло подальше, на хорах. Народ, отряхнув мирские заботы, прибывал волна за волной.

Я не совсем точно чуть выше написал, что пришёл в храм «к началу службы». Служба уже шла. Два священника, сменяя друг друга, замечательно ясно читали Евангелие от Иоанна, которое обычно читается в этот день. Ждать оставалось около часа, и я приготовился сосредоточиться на этом чтении. Ни одно медленное чтение Евангелия не проходит для человека, особенно старого человека, безрезультатно. Осталось ведь не так много, и невольно начинаешь думать о непреходящем.

Как же я себя корю за ту суетность мыслей, которая у меня здесь возникла!

Сначала это были две совершенно юные девы, которые подошли со следующей волной верующих и встали почти позади меня. Я бы не обратил внимания на их таинственные перешёптывания, если бы они смирно стояли на месте, но они ещё хотели перемещаться и старательно начали своё настойчивое передвижение к первому ряду, отжимая пожилых людей. Они пользовались каждым выдохом стоящих рядом, чтобы хотя бы на несколько сантиметров протиснуться вперёд. Я бы даже сказал, что совершали они это не только последовательно, но и даже безжалостно, оттесняя порою и детей. Я суетно начал приглядывать за ними и вдруг понял, что цель их — не приобщение к тому, что является самым ценным и хранится в наших душах, а стать в непосредственной близости к телеобъективу, занять самую выгодную позицию под жерлом телевизионной камеры. Я буквально услышал это признание от них, когда они перешёптывались, оттесняя меня, и оказались впереди.

Вот тут я и подумал, какое ложное место заняло телевидение в нашей жизни. Общеизвестно: нет телевизионного экрана — нет и актёра, не выступает в каждой передаче — нет писателя, не обруган и не развенчан на НТВ — нет эстрадного певца. Эту мысль можно было бы развивать дальше и аргументировать, называя имена, фамилии, псевдонимы, прозвища и степень звёздности. Да и кого мы только не производим в звёзды! Потенциала таких «величаний» не хватает даже на звёздную пыль! Каждый, оказывается, хочет идентифицировать себя на телеэкране! Если меня не видно — значит, меня нет. Есть в этом процессе даже жажда высказать своё косноязычие. И вот тут, обнаружив поразительный феномен страстной любви к телевизионной публичности, я вспомнил о той публике, которую телевидение так часто выдаёт за народ.