Дневник, 2012 год

Принялся слушать радио, разбирать вещи, варить из рыбьей головы солянку — благо, с дачи привёз две банки солёных огурцов. Огурцы, конечно, в зимние морозы помёрзли, но в дело ещё годятся. Вечером всё-таки не смог удержаться и принялся опять смотреть сериал Анны Козловой. Одно очевидно: девочка всё-таки выгрызла себе место возле денежного телевидения. Весь её немалый опыт, о котором я читал в её романах, пригодился. Всё-таки это интересно. Неужели все женщины такие — или они такие внутри себя? Я, конечно, завистливо язвлю, но утерпеть не могу. В прошлой серии дети четырёх или пяти лет играли презервативами и рассуждали, зачем эти «шарики» нужны, а в сегодняшней был впервые на нашем экране продемонстрирован опыт куннилингуса. Не могу также не вспомнить, что очень давно, ещё студенткой 3-го курса журфака, Анна написала отрицательную рецензию на мой роман о Ленине. Недоступного для неё не существует.

Пока варил солянку, слушал горячие дебаты по «Эху» о том, что обязательно необходимо, в первую очередь — церкви, простить панк-певиц. На радио всё размышляли: преследование их началось из-за того, что они не любят Путина, или потому, что они спели и сплясали? К сожалению, я прослушал фамилию священнослужителя, с которым под рубрикой «Народ против» беседовали «привилегированные слушатели»,— говорил и отбивался он прекрасно. Но почему же народ против, чтобы этих музыкантш наказали? Может быть, их надо наградить? Совершенно справедливо замечено, что если бы их не забрали, то вполне был возможен и самосуд. Посмотрел бы я на нашу общественность, если бы дамочки сплясали в синагоге или в мечети. У нас постепенно складывается порядок, что общественное мнение может нажать на любой суд — и суд пойдёт на попятную.

<...>

К шести часам приехал домой, готовил, обедал, слушал радио, смотрел передачу Малахова «Пусть говорят». Везде говорили исключительно о «Бунте кисок» — можно и так перевести название группы, в которой состоят бесстыдницы, плясавшие в храме Христа Спасителя. Защитники, среди которых Марат Гельман и телеведущая Богушинская, говорили о «художественном жесте». Видите ли, это протест против близости церкви и власти. А когда в начале перестройки Хануку праздновали в Кремле, это о чём говорило? А почему тогда никто не испортил праздника и не покричал что-то на этом празднике? В дискуссии по НТВ очень точен и аргументирован был Максим Шевченко. У Малахова точно говорил Бурляев. Но мне лично ещё понравился один из мусульманских служителей, который говорил, что из девушек надо бы выгнать беса.

<...>

16 марта, пятница

Старость — это когда времени хватает только на себя, чтобы каждый день запускать изношенный организм и по возможности поддерживать его. Замыслы и свершения во всём литературном блеске — только в голове, уже писать не то что не хватает сил, но и не хочется ничего делать. Времени хватает только на себя, на обслуживание дряхлеющих сил и угасающего интеллекта. Есть слова, которые ты не можешь быстро вспомнить, обещания, о которых забыл. Время, чтобы выполнить необходимое, утекает. Час в день на зарядку, потому что без неё уже почти невозможно, а вот как случится — и утром не заведёшься! Через день, ну иногда через два — в спортзал, иначе одряхлеешь, суставы перестанут гнуться, сахар взлетит. Вот на это всё и пустил всё своё утро. Правда, час ещё почитал книгу журналиста «Комсомольской правды» Александра Анциферова «Функция Бонапарта. Путешествие из Октябрьского переворота в Ватерлоо». Читал с карандашом, много интересного. Здесь проводится до удивления точная мысль о термидорианском перевороте, который производится во имя того, чтобы достижениями революции, то есть тем, чего сумел добиться народ, могли воспользоваться народившиеся элиты. Здесь напрашиваются аналогии с Францией и её Великой революцией. Но напрашиваются аналогии и с нашим временем. Книжка вышла в 2009-м, и «горячего» сегодня здесь нет, но и оно соответствует старому правилу. Если Путин — представитель олигархов и крупного чиновничества, то народившаяся новая буржуазия требует и для себя власти и собственности. Народ здесь не в счёт. Народ среднего достатка ходит на митинги.

<...> В каком-то смысле Москва перестала быть цивилизованным городом, в ней можно смириться, что долго едешь на работу и с работы, а уже в театр ехать, чтобы прибыть в хорошем настроении, просто невозможно. О чёртов московский транспорт и дороги!