Дневник

С Юрьевецкого берега – вниз,
к колокольне в четыре окна.
Деревенские ласточки в них.
Над крестами возвышенный нимб.
Что прошло, то уже – не догнать.

Что осталось – священный сосуд.

Что хранит – у него на роду.

…И Медового Спаса росу

юрьевецкие дети сосут.

Юрьевец—Москва, 14–21 августа

2. Пожар

Погорелец-амбар, где хранились сокровища… В нём
всё, что нужно для жизни, и больше, для памяти лет.
Что не тонет в воде, не сгорает напрасным огнём…
Упираюся лбом, окольцованный в детстве, телец.

В старом коробе вкус ветхой родины, с запахом пчёл,

горьким мёдом, что слаще заморского сахара. Густ
непрерывный поток (перешёл, переплыл, перечёл?)…
И горит предо мной, наяву, «несгораемый куст».

Парфёново—Москва, 14–22 августа

3. Ночлег

Не в горячих Жарках, домотканом Парфёнове быть
от утра до утра.
Амальгамы следы собирая в единую быль
по осколкам утрат.

Обойду деревеньку по кругу и вспять

на последней росе…
Здесь, должно быть, и ангелам спать
приходилось… Просел

старый мир у реки…

В чёрной баньке не топится печь.

Тут меня нарекли

и вскормили… И надобно лечь.

Жарки—Парфёново—Москва, 14–22 августа

Кому печаль…

Отрывается яблоко. В мирной осаде сады.
Древо мечет снаряд. Укрывайся, кому повезёт.
Плодородия шаг. Всё его захватили следы,
но антоновки след даже пёс твой, увы, не возьмёт…

Ближе к городу он всё отрывистей – точка, пунктир.

Ближе к городу дождь каплей точит отрады оплот.
Нет ни яблока, ни и собаки уже на пути,
но всё вижу – летит и ложится на землю апорт…

Лето, осень, зима, грусть и яблоки, радость поверх.

И за всё ты в долгу, и свободен, однако, пока…
И не знаю, кому я печаль золотую повем,
что, как яблоко, вниз отрывается не напоказ…

Август, Успение

Рим

Быть несчастным в Италии?! Можно ли?! Падает Рим
в одночасье, когда отступает душа.
Дух молчит. Монотонно горят фонари.
Бьётся жизнь о века, и грядущее ждёт, не дыша.

Что Великому мы, проходящие гаснущим днём?!

Он стоит как стоял, на своём, безучастен и щедр.
Но, бегущая сквозь, остаюся пожизненно в нём,
из живого огня и воды сочинённая дщерь.

Рим—Москва, октябрь

Дорога (Вспоминая Гоголя)

…Вниз по улице Папы такого-то, лестница, спуск.
Через площадь и в щель, на столешницы мрамор, в уют.
Что написано – вслух, помаленьку… За этим – под спуд
обнажённой души… И – в огонь… И поныне – под суд
поколений, что память верёвками вьют…

В обветшавшем кафе пахнет Гоголем, временем, сном,

пряным кофе, промасленной булкой, толпою зевак…
Знать, с которою нас ненадолго сюда занесло
в час, когда наяву отдаётся былое на слом
и страшит стихотворца, как прежде, родная зима…

23 октября

Небо