Дневник

1-го дня 11-й луны младенцу исполнилось пятьдесят дней. Как и положено в таких случаях, государыня сидела в окружении празднично одетых придворных дам, являя собой как бы картину, изображающую какое-то состязание[35]. Государыня сидела к востоку от помоста, внутри пространства, отгороженного сплошным рядом занавесок, начинавшихся сзади помоста от раздвижных перегородок и доходивших до подпоры галереи. Приборы для государыни и принца стояли к югу, причем столик государыни был расположен западнее и был сделан, вероятно, из древесины аквилярии. Поднос тоже, наверное, был красив. Но точно не видела. Государыню обслуживала Сайсё. За наследником, место которого находилось к востоку, ухаживала госпожа Дайнагон. Его подносик, чашечка, подставка для палочек убранство столика выглядели, как кукольные игрушки. Бамбуковые шторы с восточной стороны были слегка приподняты, чтобы Бэн-но Найси, Накацукаса-но Мёбу и Котюдзё могли вносить очередную смену блюд. Однако я сидела сзади и многого не видела.

В тот вечер Се – кормилице наследника – были разрешены запретные цвета. Она выглядела очень опрятно. Се приблизилась к помосту с младенцем на руках. Супруга Митинага взяла его к себе и придвинулась поближе к светильникам. Под их пламенем она выглядела особенно привлекательно. Ее алая короткая накидка в сочетании с набивным рисунком на шлейфе отличалась безупречным вкусом и смотрелась превосходно. Пять слоев нижних одежд государыни были нежно-лилового цвета, верхняя же накидка – алой. Митинага потчевал младенца рисовыми лепешками-моти[36].

В тот вечер Се – кормилице наследника – были разрешены запретные цвета. Она выглядела очень опрятно. Се приблизилась к помосту с младенцем на руках. Супруга Митинага взяла его к себе и придвинулась поближе к светильникам. Под их пламенем она выглядела особенно привлекательно. Ее алая короткая накидка в сочетании с набивным рисунком на шлейфе отличалась безупречным вкусом и смотрелась превосходно. Пять слоев нижних одежд государыни были нежно-лилового цвета, верхняя же накидка – алой.

«Кажется, здесь нет никого, кто походил бы на Гэндзи. Так какой же смысл приходить ей сюда?»[37] – отвечала я.

– Третий ранг – Санэнари, взять чарку! – распорядился Митинага.

Санэнари встал с пола и из уважения к своему отцу, министру центра Кинсуэ[38], поднялся к Митинага по лестнице, ведущей из сада. Видя это, Кинсуэ залился пьяными слезами[39]. Гонтюнагон Такаиэ[40] прислонившись к подпоре в углу, теребил одежды госпожи Хёбу, распевая при этом нечто невообразимое. Но Митинага не обращал на него внимания.

Убоявшись последствий этой пьяной ночи, мы вместе с госпожой Сайсе сочли за благо скрыться сразу же после окончания пира. Но тут сыновья Митинага, а также советник Канэтака в чине тюдзе, подняли в восточной галерее ужасный шум. Мы спрятались за помостом, но Митинага отдернул занавески – мы оказались в ловушке. «Каждой – сложить по стихотворению. Сочините – тогда отпущу», – закричал он.

Преодолевая отвращение и испуг, я повиновалась:

Пять десятков дней прошло.
И как могу я сосчитать
Бесчисленные годы,
Что предстоят
Наследнику на троне?

«Превосходно!» – сказал Митинага и, дважды повторив слова, тут же сложил ответ:

Ах, если бы я был журавлем
И тысячу лет
Мой длился век –
Тогда я смог бы сосчитать
Года на троне.

На меня произвело сильное впечатление, что даже выпитое не лишило его рассудка. Перед наследником действительно открывалось блестящее будущее, раз уж Митинага заботился о нем с такой трогательностью. И хотя я знала, что век мой – короток, все же подумала: а ведь и тысяча лет – срок для наследника недолгий.

«Государыня, ты слышала стихотворение? Славно вышло, – сказал Митинага с гордостью. – Я не подвел свою дочь. Да и я ею – доволен. И мать твоя должна быть счастлива – вон, улыбается. Думает, наверное, – хороший ей муженек достался».

Можно было подумать, что развязность Митинага объясняется излишком выпитого. Однако держался он вполне достойно, и, несмотря на производимый им шум, государыня внимала ему благосклонно. Супруга Митинага, однако, почувствовала себя, вероятно, утомленной от этих речей и решила уйти. «Мамочка меня не простит, если я ее не провожу», – закричал Митинага, поспешая за ней сквозь занавески. Все засмеялись, когда он пробормотал: «Государыня, может, думает, что я всякий стыд потерял, но не будь у нее таких родителей, ей бы не взлететь так высоко».

XXVIII. Около 10-го дня 11-й луны

Уже приближался день возвращения государыни в государев дворец, и нас одолевали беспрестанные заботы. Государыня была занята переплетением книг. С рассветом мы являлись в ее покои, подбирали нужную по цвету бумагу и отправляли вместе с самой рукописью с приложением просьбы к переписчику. С утра и до ночи мы приводили в порядок уже перебеленные рукописи.