Дневник

Софья Островская Дневник

Серия выходит под редакцией А. И. Рейтблата

Вступ. статья Т. С. Поздняковой, Послесл. П. Ю. Барсковой, Подгот. текста и коммент. Т. С. Поздняковой и П. Ю. Барсковой

«Экспериментальное поле для наблюдений над человеком и человеческим»

В конце 1950-х годов, продолжая свои пушкинские штудии, Анна Ахматова размышляла над «тайнописью Пушкина», над тем, как спрятаны в подтекст его произведений его реальные переживания, как переплавлены они в художественные образы.

Жгучая обида на предавших друзей, гнев за клевету[1], гнев на самого себя, не могущего освободиться от их прельщений, от их демонического влияния («мне стыдно идолов моих») – все это у Пушкина «предстало в опосредованной форме, не в той откровенно биографической, прямо лирической». Последняя цитата – из статьи Л. Я. Гинзбург «Пушкин и реалистический метод в лирике». Против этой фразы на полях страницы оттиска названной статьи рукой Ахматовой написано: «Завидую»[2]. Она сама прослеживает под этим углом психологию пушкинского творчества от «Разговора книгопродавца с поэтом» (1824) до 8-й главы «Евгения Онегина», «Каменного гостя» (1830) и поздней прозы. Ахматова убедительно доказывает: эти тексты во многом спровоцированы мучительными отношениями Пушкина с его «другом-врагом» Александром Раевским и «черной мутной страстью» к Каролине Собаньской. «Это одна из тех женщин, – пишет Ахматова, – которых Пушкин не только не возносит, как Татьяну или дочь мельника, это та, кого он боится и к которой тянется против силы. Милый Демон!»[3]

Ахматовой известно и то, что не могло быть известно Пушкину: Каролина Собаньская с ее «страшной, темной, грешной женской душой» была к тому же тайным агентом III отделения, приложила руку к арестам братьев Раевских, М. Орлова и В. Давыдова, к организации политического сыска за Пушкиным…

Занимаясь исследованием психологии пушкинского творчества, Ахматова пристрастно рассматривает историю его отношений с Каролиной Собаньской. Возможно, что эти ахматовские пушкинские штудии опосредованно связаны с реалиями ее собственной жизни: в 1944 году Ахматова познакомилась с Софьей Казимировной Островской.

В середине 1940-х очарованная Островской, Ахматова искала в общении с ней спасение от одиночества. Потом у нее появились подозрения относительно ее тайной профессии, какое-то время она испытывала тягостную от нее зависимость.

Р. Д. Тименчик в своем фундаментальном исследовании на основе сличения «воспоминаний Исайи Берлина о свидетельницах его визита к А.А. в 1945 г. и обнародованных чекистом сведений о дамах, написавших донесения об этом визите» называет имена секретных сотрудниц[4]. Сопоставление данных статьи О. Калугина «Дело КГБ на Анну Ахматову»[5], справки начальника УВД по Ленинградской области, протоколов допроса Л. Н. Гумилева, воспоминаний Исайи Берлина и его отчетов для британского Министерства иностранных дел предлагается в издании Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме[6]. Сегодня можно сказать со всей определенностью: тайными агентами, внедренными в окружение Ахматовой и отличавшимися, по словам Калугина, «особой активностью»[7], были Софья Казимировна Островская и Антонина Михайловна Оранжиреева.

Секретные сотрудники МГБ в окружении писателя – эта тема была поднята в свое время М. О. Чудаковой, опубликовавшей со своими подробными комментариями фрагменты дневника Е. С. Булгаковой[8]. Более того, Чудакова, привлекая дополнительные материалы, а именно протоколы допросов арестованных Э. Л. Жуховицкого и К. М. Добраницкого, смогла определить моменты их непосредственной вербовки и ситуации, в которых эта вербовка происходила. В уже упомянутой книге об Анне Ахматовой и Исайе Берлине приведены достоверные данные о тайной второй профессии директора Ленинградской Книжной лавки писателей Г. М. Рахлина. И опять-таки получить эти данные оказалось возможным в результате анализа его следственного дела[9].

Подобными материалами о С. К. Островской мы не располагаем. Перед нами только ее личный дневник. Скажем сразу – в дневнике секретного сотрудника НКВД об этой ее работе нет ни единого слова. Но сам дневник может стать источником для исследования психологии носителя определенной, необходимой в тоталитарном государстве социальной роли – роли тайного агента, осведомителя, «стукача». Конечно, носители этой роли принадлежали к разным социально-психологическим типам с разными мотивациями[10]. Дневник Островской позволяет сделать определенные выводы об одном из этих типов.

Но сначала обратимся к биографии автора дневника.