Дневник

— С первого же раза я расположился к вам и верую, что сохранится это расположение на все время, которое мне осталось жить. Живите здесь, одно только мешает — военная служба… Ну и это, Бог даст, ничего. Оставайтесь здесь монахом до конца своей жизни. А основание монашеской жизни — смирение. Есть смирение — все есть, а нет смирения — ничего нет. Можно даже без всяких дел одним смирением спастись. Вы что теперь читаете?

— Да вот, Батюшка, кончил авву Дорофея, благословите начать Петра Дамаскина.

— Хорошо, начинайте. В этой книге есть непонятные, таинственные места. Там увидите, как святые начинают познавать смысл видимой природы. Им дела нет до видимого механизма вещей, а смысл их они понимают. Подобно тому, как мы пользуемся часами и нам никакого дела нет до устройства механизма и химического состава их. Или еще, мы едим яблоко, ощущаем приятный вкус и не заботимся о том, какой его химический состав. Слышали, был писатель Баратынский, поэт? Он поклонялся германскому поэту Гете, — не знаю, поклонялся ли он Христу? Когда Гете умер, он на его смерть написал стих (Батюшка прочел наизусть это стихотворение, оно оказалось знакомым мне, но наизусть я его не знаю). Видите, здесь говорится, что Гете был великий гений, ум, который понимал всю природу: и журчание ручья, и шелест травы, — всё, всё. Но едва ли это было так, скорее, это у Баратынского просто художественная гипербола. Но оставим Гете, возьмем одно это стихотворение. Белинский написал на него критику, где сказал, что «таков идеал человека». Да, он правду сказал: святые действительно начинают познавать смысл видимой природы. Вы понимаете меня?

— Да, Батюшка. Я понимаю так, как говорится в псалме: «Всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс. 150, 6).

— Да, да. Конечно, не само творение хвалит Бога: как, например, снег будет хвалить Его? Но он сам собою доказывает славу и премудрость Создавшего его. Также огонь, ветер, град не сами хвалят Бога, а только показывают собою славу, силу и премудрость Господа. А сознательно прославляющим Бога является уже человек, который, познавая творение, прославляет Творца. В этом смысле и сказано: «Всякое дыхание да хвалит Господа».

— А вот и некоторые поэты говорили подобное, например Лермонтов: «Когда волнуется желтеющая нива…»

— Да, это стихотворение вы хорошо напомнили… да… В таком же смысле вообще всякое творение говорит. Что, например, птицы имеют свой язык, это даже признают некоторые ученые. Поет соловей — конечно, славит Бога.

(Если Бог даст, завтра допишу).

6 марта 1908 г.

Батюшка также упоминал о книге одного архимандрита, жившего в Боровске:

— Тогда в Боровске было не то, что теперь. Хотя и теперь там Оптинский архимандрит (то есть бывший прежде в Оптиной), но уж с братией все равно ничего не сделаешь. Так вот он там, в тишине, и писал из собственного опыта об Иисусовой молитве, — нечто вроде дневника. Эту книгу надо читать уже преуспевшим, а для новоначальных она совершенно непонятна, как логарифмы непонятны ученику приготовительного класса. Все слова понятны, а общий смысл невозможно уловить. Эту книгу печатать нельзя, она и у меня в рукописи. Прежде ее и не пропустили бы в печать, а теперь пожалуй, напечатают, да никто читать не станет. Сочтут или глупостью, или ересью. Теперь такими вопросами не интересуются. Всё изменилось. Братья не признают. Повсюду разврат.

Я, как духовный отец, много узнаю на исповеди. Конечно, говорить этого не могу, — у меня на губах двадцать пять замков. Ужасы открывают мне. И сами говорят, что не знали, что делали. Например, в 1905 году шли на баррикады, думая, что идут за правое дело, как им сказали. Да, они хотели сделать то же, что сделали во Франции во время ужасной Французской революции. Везде подготавливали — и в Москве и в Петербурге — к тому, чтобы учредить новое временное правительство и заставить всех присягать ему, как и было во Франции. Тогда всех, кто не отрекался от старого правительства и Христа, казнили всенародно на площади. Для более быстрого совершения казни изобрели даже гильотину и казнили два миллиона человек. Как Господь будет судить погибших, не знаю. Хотя вера не правая, но все-таки христиане и умерли мученически за Христа. Потом (революционеры) выпустили всех арестантов, то есть предоставили полную свободу всякому беззаконию. Потом первым делом осквернили храм. Внесли в собор на роскошном троне парижскую красавицу. Внесли в алтарь и нагую ее посадили на престол. Затем, надругавшись достаточно над святыней, посадили снова эту красавицу на трон, накинули на нее одежду и на руках понесли по всем улицам по городу, заставляя всех покланяться ей. Вот тоже самое хотели устроить и в России. И уже почти все было готово, но Господь не допустил. В это время в Москву приехал Дубасов и принял надлежащие меры.