Дневник

Был вечер памяти Мераба в Ин-те философии. Все выступающие врали (за исключением одного молодого философа) и что самое грустное – врали, считая, что говорят правду. Мераба ТАМ не было, были какие-то люди, кот. что-то говорили и все – мимо.

Приехала Иза.[76] Это настоящее горе, ежеминутное и навсегда. Вот поэтому она здравомыслящая и трезвая. Иза (я так думаю) все понимает и очень хорошо ко мне относится.

С 23–30 я была в Вене. Я была в Вене. Была и уже не помню, т. е. помню все, но потеряла эмоцию памяти.

Сделала ремонт. Не могу писать, читать.

12 апреля 1991

Сейчас начинается что-то вроде того, что я ожидала давно. Загадка жизни и смерти Мераба начинает становиться загадкой «вслух», Его отношения с людьми при жизни и после его смерти, Иза, Я? Его наследие. Мне следует записать наблюдения и прогноз. Он умер, ничего не доделав и, что еще страшнее, смутив быть может многие души и не удовлетворив – почти ни одной. Где он сейчас? Мое отношение к нему очень колеблется.

№ 7 Юность. Публикации из «Записных книжек» Мераба и идиотским предисловием Юры. Томских собирается снимать фильм. Все вместе сделают все, чтобы уничтожить его посмертную жизнь. По-моему просто забвение лучше непоправимого вранья памяти. Необходимо сделать то, что я задумала с Наумом.

14 июня 1991

Июнь прошел. Я улетаю в Афины. Это чудно. От Маши пока ни единой весточки. Мои дела в перспективе не плохи, но сейчас тяжело.

Появилось подозрение (у меня чисто внутреннее), что Мераба убили. В конце месяца мы с Таней Харламовой поедем (собираемся поехать) в Тбилиси.

24 мая 1991

24 мая улетела Маша.

25 июня 1991

Вчера вернулась из Афин. Вернулась в жизнь из лучшего сна всей моей жизни. Все никому и никогда не дается. Мне не хватает там Маши и Мераба.

20 сентября 1991

Вчера произошел военный переворот. Жизнь резко изменилась. В Москве танки. Ситуация не однозначная. Вчера была пресс-конф. с пучистами. Журналисты молодцы. У Янаева тряслись руки. Томанская дивизия защищает РСФСР. Сейчас 14.30. Пока нет известий по TV. Волнуюсь за своего Вовочку. Пара дней может быть есть на решение или разрешение событий. Эпицентры, конечно, в Москве и Л-де. Здесь решается все. Завтра должен быть парламент России. Хитрый Мераб умер вовремя. Интересно – есть ли у нас покровители? Это должно обнаружиться именно теперь. Хотелось бы делать свое дело, но почему-то «не пишется». Сижу в окружении Машиных фотографий. Я не позволяю себе думать о том, когда и как увижу ее. Дорогая моя девочка. Боль только за детей.

Говорила по тел. с Ириной Уваровой.[77] Она в Киеве. Говорим и думаем и видим одинаково.

23 сентября 1991

Военный переворот окончен. Вчера был большой праздник. Перед лицом опасности мы осознали себя как нация. Народ доверяет правительству. Привезли Горбачева. Он ведет себя кое-как. Посмотрим дальше. До расслабления еще далеко.

Плохо ведет себя Вадим. Он путает личные отношения с элементарной человеческой порядочностью.

24 сентября 1991

Суббота. Похороны погибших ребят. Один – коммерсант, другой – афганец, рабочий. Третий – Комарь, Кричевский, Усов. Кричевский – худ-к архитектор. История, когда она в часе истины и гениальности, случайностей не знает.

Показывают портреты. Они очень молоды и красивы.

Мих. Серг. по-моему начал что-то соображать. Может быть что-нибудь и с ним случится.

Все похорошели. Стали красавцами. Красота изнутри.

Елена Боннер – просто Долорес Ибаррури.

Сегодня утром я отнесла три белые хризантемы и передала девушке из теле-будки, чтобы положила на могилу.

Выступает православная церковь и еврейский раввин. По-моему ребята не только разных социальных групп, но и разных национальностей.

Владимир Усов – рус. коммерсант.

Дмитрий Комарь – афганец, рабочий.

Илья Кричевский – худ-к, еврей.

11 июля 1992

Суббота. Вчера встретили Машу в Москве. Она покинула Бангкок, чтобы переехать в Лондон. Ей грустно. Она уехала из первого, сотворенного ею самой мира, оставив по себе безупречную репутацию, настоящих друзей и сожаления. Это много, очень много.

Но… как она сама говорит, кто-то толкает в спину. Судьба ведет ее дальше, в Лондон. Не сомневаюсь, что она получить стипендию и что все будет в порядке.

Сейчас, эти полтора месяца, уже расписаны. Дай Бог, чтобы хватило времени сделать необходимое.

Я долго не писала. Как много воды утекло.

С 25 июня по 1 июля была снова в Хельсинки. Жила там очень хорошо.

Одиночество мое так сильно, что я его не осознаю, т. е. именно осознаю, но не страдаю. Кругом постоянная суета, мельтешение, вторичность. Вторичность не моей жизни. Она продлится до февраля. Потом начнется другая полоса.

Я, если не буду болеть, начну еще одну, очень короткую, жизнь сначала.

Все уверены, что будет переворот, а я в это не верю. Какие-то перехлопы-перетопы. Но другого пути нет и мы пойдем по этому, уродскому, мучительно нищему. Я не должна, не могу и не буду ругать свою жизнь. В каком-то смысле лучше я никогда не жила.