Читаем Дневник полностью

Вчера М. А. был у Пати Попова. Кроме них с Аннушкой (Толстой) был профессор Гудзий и еще кто-то. Аннушка пела под гитару. М. А. все просил цыганские вальсы — ищет для «Бега».

Сегодня обедала у нас Оля. Только сели за стол, разразился скандал. Оля сказала, что был разговор в Театре о «Беге». Немирович сказал, что не знает автора упрямей, чем Булгаков, что на все уговоры он будет любезно улыбаться, но ничего не сделает в смысле поправок. Что Владимир Иванович, например, находит сцену в Париже лишней, а Афиногенов сказал, что — нет, ему эта сцена нравится, а вот вторая часть пьесы не годится... Тут я что-то сказала про них обоих — и Оля с воплем: «Я уйду! С тобой невозможно разговаривать!» — кинулась в переднюю. Потом — постепенное примирение, благодаря М. А.

13 сентября.

Письмо из Парижа от брата Мишиного Николая — относительно «Зойкиной квартиры».

14 сентября.

М. А. вызван в 4 часа в Театр в Комиссию по устройству программы в день 35-летия МХАТ. Леонтьев, Марков, Топорков, Яншин, Станицын, Ливанов, Вл. Баталов. М. А. предложил не ставить спектакля в этот день, а то ничего не выйдет. Говорят — нельзя. Кто-то предложил — маскарад. Общее веселье по этому поводу.

Юбилей хотят сделать торжественно, говорят, ждут Правительство.

Вечером — звонок Гаврилова, режиссера из Ашхабада. С этим было так: пришла как-то телеграмма из Ашхабада — дайте «Турбиных».

— Пьют, наверно, вторую неделю.

— А, может, послать?

— Ты с ума сошла.

Опять — телеграмма.

— Я пошлю ответ — пусть пришлют две тысячи за право постановки. А вдруг...

— Можешь. Даже двадцать две. Ведь они все равно прочитать не сумеют, голубчики.

Пришли две тысячи. Послала экземпляр.

— Ну, ясно, заметут их. Эх, втянула ты меня в историю.

Через несколько времени — телеграмма — приглашают на премьеру — 17 марта.

А теперь вот звонит — в Москве.

15 сентября.

Около 11 часов вечера появился Гаврилов. М. А. не было дома. Мы разговаривали с Гавриловым через окно (которое во дворик выходит), он не входил. Привез программу «Турбиных» в Ашхабаде. Спектакль шел, кажется, тринадцать раз. Говорит, хороший состав, некоторые роли — лучше, чем в Москве. Потом в газете яростная статья. Вскоре его вызвали в ответственное место. Прямо, говорит, шел, трясся, вдруг какие-нибудь неприятности по поводу «Турбиных».

— У вас идет булгаковская пьеса?

Он задрожал.

— Так вот, мы хотим ее посмотреть. Нас — двенадцать товарищей.

Ожил.

Тем не менее, вскоре сняли. А у них уже было приглашение в Баку на двадцать спектаклей и еще куда-то, кажется — Тифлис, тоже двадцать.

17 сентября.

Опять журналист Канторович — все те же предложения, уговоры, пишите пьесу, пишите сценарий — детский, звериный, что хотите. Дайте сведения биографические для какого-то фельетон-бюро для заграницы.

— Никаких автобиографических сведений принципиально не дам. Писать не буду, устал и не уверен, что поставят. Насчет «Мольера» говорите с Еленой Сергеевной.

Вечером М. А. читал две главы романа Коле Л.

19 сентября.

Дежурство М. А. на «Нашей молодости» в качестве режиссера.

20 сентября.

Была в МХТ. Яков Л. устроил в своем кабинете встречу мою с ленинградскими директорами Шихматовым и Тельсоном — неожиданно для них. Яков, как всегда, умно повел разговор, и они дали подписку, что уплатят все деньги до 15 октября (за летние гастроли). Подписку заверили в Театре, и я ее отвезла во Всероскомдрам. Неужели эти жулики действительно отдадут?

21 сентября.

Вечером пришла Н. А. Экке, принесла экземпляр мольеровской биографии, задержавшийся у нее после запрещения. Рассказывала: какой-то партийный работник из «Academia» говорил:

— Вы дураки будете, если не напечатаете. Блестящая вещь. Булгаков великолепно чувствует эпоху, эрудиция громадная, а источниками не давит, подает материал тонко.

22 сентября.

Миша у Поповых, а я перетаскиваю книги в столовую — в кабинете сырость, погибают.

23 сентября.

Было общее собрание жильцов корпуса А, опять откладывается стройка. На собрании М. Залка и Шкловский сводили счеты.

24 сентября.

Днем — «Турбины». Дети в первый раз смотрели.

Евгений:

— Первоклассная пьеса. На ять.

Сергей:

— Во — пьеса! Если бы еще три действа были, все пересмотрел бы.

Вечером у нас: Оля, Калужский, Любаша, которая сегодня переехала в отделанную для нее комнату — рядом с нами.

27 сентября.

Миша читал Коле Л. новые главы романа о дьяволе, написанные в последние дни, или, вернее, — ночи.

28 сентября.

Уговоры Канторовича дать фильм «Бубкин». Я ему как-то рассказала, что М. А. каждый вечер рассказывает Сергею истории из серии «Бубкин и его собака Конопат». Бубкин — воображаемый идеальный мальчик, храбрец, умница и рыцарь. Его приключения. Вечером, когда Сергей укладывается, Миша его спрашивает: «Тебе какой номер рассказать?» — «Ну, семнадцатый». — «Ага. Это, значит, про то, как Бубкин в Большой театр ходил с Ворошиловым. Хорошо». И начинается импровизация. Канторович говорит, что есть чудесный мальчишка для роли Бубкина. Пишите!

Но М. А. занят романом, да и не верит в действительность затеи.

1 октября.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное