— По чести говорю, не знаю. По-видимому, не пойдет.
28 декабря.
Звонил Мелик, говорит мне:
— Воображаю, что вы бы наговорили, если бы были на этом обсуждении!
29 декабря.
В «Советском искусстве» заметка, что «Минин» принят к постановке в этом сезоне.
Позвольте?!
1937
1 января.
Новый год встречали дома. Пришел Женичка. Зажгли елку. Были подарки, сюрпризы, большие воздушные шары, игра с масками.
Ребята и М. А. с треском били чашки с надписью «1936-й год», — специально для этого приобретенные и надписанные.
Ребята от этих удовольствий дико утомились, а мы еще больше. Звонили Леонтьевы, Арендты, Мелик, — а потом, в два часа, пришел Ермолинский — поздравить.
Дай Бог, чтобы 1937-й год был счастливей прошедшего!
7 февраля.
Итак, что же вспомнить?
Болезнь Сергея, счастливо закончившаяся, беготня после долгого сиденья дома, нездоровье...
По желанию Комитета, М. А. дописал еще две картины для «Минина», послал Асафьеву и сдал в театр. Теперь от Асафьева зависит возможность начать работу над оперой. Дмитриев сказал, что новые картины Асафьеву понравились.
Но самое важное, это — роман. М. А. начал писать роман из театральной жизни. Еще в 1929 году, когда я была летом в Ессентуках, М. А. написал мне, что меня ждет подарок... Я приехала, и он мне показал тетрадку — начало романа в письмах, и сказал, что это и есть подарок, он будет писать этот театральный роман.
Так вот теперь эта тетрадка извлечена, и М. А. пишет с увлечением эту вещь. Слушали уже отрывки: Ермолинский, Оля, Калужский, Вильямсы, Шебалин, Гриша Конский...
Итак, третьего февраля. Ермолинский сказал, что ему очень нужны деньги — мы должны ему давно 2000 руб. Я поехала в дирекцию к Якову Л. с заявлением М. А., и к концу дня уже Яков Л. позвонил, что можно получить аванс под «Черное море».
Четвертого вечером, поздно — уже в час ночи пришел Дмитриев и рассказал, что ему в МХАТе предложили сделать для «Турбиных» новые декорации, так как их везут в Париж на выставку.
Вчера, то есть шестого, я звонила к Феде, надо было купить билеты для одних знакомых. Федя очень обрадовался, сказал, что очень хочет увидеться. Условились, что он придет 11-го. «Jours des Tourbins» везут в Париж! — сообщил он.
Сейчас наступили те самые дни «Пушкинского юбилея», как я ждала их когда-то. А теперь «Пушкин» зарезан, и мы — у разбитого корыта.
9 февраля.
Сегодня получили письмо от Коли из Парижа. В театре «Vieux Colombier» ставят «Зойкину квартиру». Генеральная назначена на восьмое февраля.
И тут же Коля сообщает, что этот негодяй Каганский, уже ограбивший М. А. по «Дням Турбиных», моментально выплыл с воплями, что он — единственный представитель Фишера в Европе и, следовательно, имеет права на гонорар и т.д.
Пришлось перерыть весь архив, искать материалы, посылать их в Париж. Но что из всего этого получится — неизвестно.
12 февраля.
Вчера был Федя. М. А. прочитал ему отрывок из нового романа, в том числе контору Фили. Федя очень польщен.
Разговор о поездке.
— Я вам обязательно напишу, как прошел спектакль.
Больное место М. А.: «Я узник... меня никогда не выпустят отсюда... Я никогда не увижу света».
Опять вчера рылись в архиве, опять посылали документы в Париж.
У М. А. отвратительное состояние:
— Дома не играют, а за границей грабят.
16 февраля.
Мутных предложил М. А. ставить «Минина». Разговор — а кто художник? М. А. предлагает Дмитриева. Дирекция попросила М. А., чтобы он дал Дмитриеву телеграмму об эскизах.
17 февраля.
Две телеграммы М. А.:
одна — Асафьеву,
другая — Дмитриеву, чтобы дал эскизы.
Через несколько часов телефон из Ленинграда — Дмитриев. Взволнован и раздражен тем, что дирекция сама не предлагает ему приступить к работе. А дирекция колеблется между ним и Федоровским.
Вечером пошли в новооткрытое место — Дом актера, где просидели очень мило, хотя без музыки, — с Дорохиным, Раевским и Ардовым — с женами их.
18 февраля.
Днем в филиале в ложе дирекции разговор с Мутныхом и Леонтьевым — как быть с Дмитриевым? М. А. говорит:
— Или вы давайте ему телеграмму о том, чтобы он делал эскизы, или придется аннулировать мою телеграмму.
А они говорят, что телеграмма М. А. послана правильно, и они считают, что Дмитриев должен сделать эскизы до договора и показать театру.
Вечером Вильямсы и Любовь Орлова. Поздно ночью, когда кончали ужинать, позвонил Гр. Александров и сообщил, что Орджоникидзе умер от разрыва сердца. Это всех потрясло.
Еще позднее — телефонный звонок из Ленинграда — Дмитриев. Обижен тем, что дирекция так с ним поступает, не желает делать эскизы.
19 февраля.
Днем с Сергеем и М. А. пошли в город, думали попасть в Колонный зал, но это оказалось неисполнимым, очень долго пришлось бы идти в колонне, которая поднималась вверх по Тверской, уходила куда-то очень далеко и возвращалась назад по Дмитровке.
Вечером пришла А. П. с мужем-парикмахером, и мы с М. А. привели себя в порядок — стрижка, прическа, маникюр, педикюр.
20 февраля.
Проводила М. А. в Большой. Вышли из метро на площадь Дзержинского, потому что на Театральную не выпускали.