Дневник

Дмитриев дико хохотал. Потом рассказал, как Книппер разбудила его (он остановился у них) и сунула ему, не в силах говорить, газету с сообщением об Аркадьеве.

— Воображаю!.. Тетка, в белом пеньюаре... (М. А., говоря с Дмитриевым, всегда называет Книппер его теткой)... заламывала руки!

— Дды!..

7 июня.

Обедал Дмитриев.

Вечером — он же и Куза, с вопросом, не возьмется ли М. А. делать инсценировку «Нана» или «Милого друга» или что-нибудь из Бальзака?

Разве что из-за денег, чтобы иметь возможность уехать куда-нибудь отдохнуть летом.

Позднее — Соловьев-Седой с конспектом либретто — замучил М. А. Он же обязан только консультировать, а не сочинять либретто!

8 июня.

Какая-то чудовищная история с профессором Плетневым. В «Правде» статья без подписи: «Профессор — насильник-садист». Будто бы в 1934-м году принял пациентку, укусил ее за грудь, развилась какая-то неизлечимая болезнь. Пациентка его преследует.

Бред.

На пароходе — с М. А. и с Женюшкой в Кунцево.

Женька и М. А. купались, вода холодная, грязная.

На пароходе встретили Аннушку Толстую с Патей.

9 июня.

Днем Соловьев — М. А. составил ему драматургический костяк его либретто.

Проводила М. А. в Большой — на минутку. Тут же Мордвинов подхватил его: в «Поднятой целине» нет финала, помогите!

Условились, что М. А. придет вечером. И поехал вечером. А потом я заехала за ним, чтобы навестить Калужских.

Оленька жаловалась, что Евгений сильно пьет. Жаль ее ужасно.

Рассказывала, что Немировичу дали 2 000 долларов — без уплаты за них советскими деньгами 10000 руб. Он уж уехал за границу.

Говорила, что Вирта написал пьесу о будущей войне — очень плохую.

10 июня.

Был Добраницкий, принес М. А. книги по гражданской войне. Расспрашивает М. А. о его убеждениях, явно агитирует. Для нас загадка — кто он?

11 июня.

Утром сообщение в «Правде» прокуратуры Союза о предании суду Тухачевского, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, Путны и Якира по делу об измене Родине.

М. А. в Большом театре на репетиции «Поднятой целины». Разговор с Самосудом по поводу соловьевской оперы.

Митинг после репетиции. В резолюции — требовали высшей меры наказания для изменников.

Вечером — Аннушка с Патей Поповым. Случайно пришел Мелик. Аннушка, по своей глупости, решила не ударить лицом в грязь перед Меликом и говорила о «высшем свете» (в связи с «Анной Карениной»)... Ругала Немировича за книжку, ругала кого-то, кто описал ее отца, Илью Толстого, кричала «мой отец женился девственником и двадцать лет не изменял жене!»...

На Мелика они произвели удручающее впечатление.

12 июня.

Сообщение в «Правде» о том, что Тухачевский и все остальные приговорены к расстрелу.

М. А. днем предложил взять машину и поехать к Сергею на дачу. Заехали за продуктами к Елисееву и покатили. Дача, как все подмосковные, — убога и в смысле природы и в смысле устройства. Пробыли там недолго, выпили кофе, М. А. выкупался, и поехали домой к обеду.

Перечитала по просьбе М. А. «Нана» и «Bel’ami». А М. А. перечитывает «Евгению Гранде». Видимо, вахтанговцы ошалели от отсутствия пьес, не знают, на что кинуться. Не подходит это!

13 июня.

Были вечером у Калужских. Они рассказывали, что из списка актеров, едущих в Париж, вычеркнули нескольких, в частности, Кторова, Подгорного, Кореневу, Шуру Комиссарова, Настасью Зуеву.

Можно представить, какие скандалы будет закатывать Коренева!

Заведующим по художественной части, с большими полномочиями, назначен Сахновский, причем ему было сказано: с требованиями К. С. вы можете соглашаться только в тех случаях, когда сами найдете это необходимым. Егоров назначен по финансовой части, с полным ограничением прав по художественной части. Всеми делами по поездке заведует Орловский, причем Егоров подчиняется распоряжениям Орловского, а Орловский — распоряжениям Сахновского. Интересно, выпустит еще когти Егоров или нет.

14 июня.

Вечером был Дмитриев. Опять упорно уговаривал М. А. писать пьесу к 20-летию. Сидел до четырех часов ночи.

М. А. сказал ему для передачи вахтанговцам, что ни один из трех романов инсценировать не будет, так как это все материал, не подходящий для советской сцены («Нана» и «Милый друг»), а Бальзак скучен.

15 июня.

М. А. работает сейчас над материалом для либретто «Петр Великий».

— Как бы уберечь мне эту тему? Чтобы не вышло, как с «Пугачевым».

Несколько месяцев назад М. А. предложил Самосуду тему — Пугачев — для либретто. Тот отвел. А потом оказалось — ее будет писать Дзержинский — очевидно, со своим братом-либреттистом.

16 июня.

Днем М. А. поехал на Москва-реку купаться. Жара.

Вечером у нас Оля с Калужским. Сказали, что из списка вычеркнули еще Шевченко и Сластенину.

17 июня.

Вечером у нас Вильямсы. М. А. читал главы из романа («Консультант с копытом»).

18 июня.

Вечером пошли в кафе «Журналист», посидели до двух часов ночи.

Не знаю, почему такие места наводят на меня страшную печаль.

19 июня.

Днем ездили с М. А. в Серебряный Бор купаться.