Дневник

Сегодня звонили днем из Драмсекции — придет ли Мих. Аф. на заседание — выборы Бюро драмсекции?

Я сказала, что М. А. на службе, в Большом театре и на заседании не будет.

Вечером звонок — Судакова. «Я не могу успокоиться с „Бегом”, хочу непременно добиться постановки, говорил уже в Комитете по делам искусств...»

Кроме того интересуется «Дон-Кихотом» и «вообще всей продукцией Мих. Аф.». Наговорил тысячу комплиментов по адресу Миши и попросился придти 21-го вечером.

20 января.

Сегодня днем опять звонили из Драмсекции — с тем же вопросом. Мой ответ — тот же. Потом вечером в восьмом часу телеграмма от Чичерова — «своим отсутствием срываете выборы, просим придти сегодня» — что-то в этом роде.

Проводила Мишу в десятом часу туда (в Клуб писателей), а сама пошла на хоры и оттуда смотрела на собрание. Ужасно не понравилось — галдели, склока идет все время, вообще литературой и не пахнет.

23 января.

Вчера были у Ольги — Кторов, Попова, Дорохин, Пилявская, Раевский с женой, Федя, Гриша, мой Женюшка. Дорохин показывал замечательно фокусы. Раевский показывал пародии на декламаторов — очень талантливо, ужинали, смеялись, — а все вместе почему-то оставило впечатление гнетущее. Объяснить, почему, трудно.

Третьего дня заезжала к Евгению Петрову, отвезла ему рукопись «Дон-Кихота» и спросила, не напечатает ли «Литературная газета» отрывок из пьесы. Он сказал, что он, к сожалению, в этой редакции состоит на роли Ревунова-Караулова, сам решить не может, но отвезет рукопись редактору Войтинской и сообщит нам результат.

Потом зашла в отдел распространения при Всероскомдраме и условилась, что дам им экземпляр «Дон-Кихота» для распространения по Союзу.

24 января.

И сегодня, и вообще последние дни Миша диктует «Рашель». От Дунаевского пришло на днях письмо — очень милое — с восторженными отзывами по поводу первой картины и с просьбой присылки дальнейших. Вот Миша и взялся.

Вчера днем — без Миши, и сегодня днем в его присутствии — приходил некий Юдкевич из Ленинградского театра им. Пушкина (бывш. Александринки) с просьбой, чтобы Миша дал им что-нибудь — на любую тему — современную, историческую, русскую, нерусскую. Миша сказал, что сейчас ни о чем речи не может быть, он завален работой. Если они хотят, пусть напишут в марте, — если к тому времени будет готова пьеса, над которой он сейчас работает, — тогда можно будет говорить.

Сегодня (и на днях, но нас не было дома) звонил Рубен Симонов. Он сказал, что начинают работать «Дон-Кихота», что новому директору (Ванееву выперли) пьеса страшно понравилась, что ставить будет он, Симонов, что Горюнов вряд ли будет играть Санчо, так как роль очень мягкая (а тот напорист, конечно) и все в таком роде. Потом сказал: «а вот „Турбины” — какая хорошая пьеса! Очень ее Анастас Иванович хвалил! Настоящая пьеса!»

26 января.

Вчера вечером к нам пришли Петя и Ануся. Миша прочитал им вторую и третью картины новой пьесы. Петя сказал, что вещь взята правильно, несмотря на громадные трудности этой работы. Что очень живой — герой, он такой именно, каким его представляешь себе по рассказам.

Уговаривали писать дальше непременно, уверены, что выйдет замечательная пьеса. Ждут с нетерпением продолжения.

Сегодня утром Миша диктовал мне третью картину «Рашели» и тут же — перед обедом — мы пошли на почту и отправили Дунаевскому ее, а также и телеграмму — получил ли он вторую картину.

Вечером звонил Куза — о том же, что и Симонов. Добавил, что в Комитете пьеса очень нравится. Я сижу — перепечатываю «Дон-Кихота», Миша купается.

27 января.

Звонил Евгений Петров, сказал, что пьеса Войтинской очень понравилась и что она будет звонить. Она и позвонила, условились, что Миша приедет в редакцию завтра в десять часов вечера, чтобы поговорить, какой фрагмент печатать.

Вечером позвонил и пришел Николай Робертович, а потом и Борис Робертович.

28 января.

Вот так история! Поехали ровно к десяти часам, в редакции сидит в передней швейцар, почему-то босой, вышла какая-то барышня с растерянным лицом и сказала, что «Войтинской уже нет в редакции... она не будет сегодня больше... Она вчера заболела.., а лучше всего обратитесь к ответственному секретарю...»

Обратились, тот сказал, что он готов от имени Войтинской принести свои извинения, что причины ее отсутствия таковы, что приходится ее извинить, — и мы так и не поняли, что с ней, собственно, случилось.

29 января.

Мое посещение Художественного театра. Сказала, что дом наш, наверно, будут сносить. На Федю это произвело большое впечатление, и даже на Ольгу.

Федя пошел меня провожать и по дороге расспрашивал, не пишет ли Миша пьесу современную. Я сказала, что есть замысел о Сталине, но не хватает материала. Он тут же стал подавать советы, как достать материал.

Петров Евгений Петрович по телефону сказал: у Войтинской, видите ли, «force majeure» * — какой это форс-мажор?!

Ничего не понимаю, но отрывок, кажется, они будут печатать.

Вечером Миша в Большом — разговор с Самосудом и Захаровым о «Сусанине».

1 февраля.

Вчера вечером был Яков Л.

Сегодня в газетах — награждение писателей орденами. Наг-