Как только он приехал из Берлина, все министры поехали к нему на поклон.
Витте мне представлял, как царь отвечает, когда ему Витте докладывает.
— «Можно, вот, это сделать? Мне бы хотелось».
— «Нельзя, в. в., потому и потому то».
— «А вот это можно?»
— «И этого нельзя потому-то».
Затем царь начинает спрашивать его: «можно ли принять такую меру?» Он кисло и нехотя отвечает:.
— «Можно», или: «Подумаю», или: «Хорошо».
— «А Плеве докладывал иначе, — продолжал Витте — спросит царь — можно ли?» — Все можно, все хорошо, и тогда все разрешает Плеве.
Чорт знает, как нами управляют все. Посидишь этак, послушаешь, и так становится скверно, так скверно, что понимаешь все, самое гнусное, самое отвратительное, все эти заговоры и убийства.
Целая возня была с фельетоном Меньшикова о флоте, где он сказал, что «у нас флота нет». Алексей Ал. пожаловался царю. Царь приказал Дурново приготовить доклад. Зверев и Дурново были еще за газету. Царь выразил удивление, что в газете можно было это напечатать. Потом сказал, что наказывать не надо, а достаточно сделать внушение. И на том спасибо. Но фельетон все-таки свое дело сделал и рассказал правду.
Зато сегодня пришлось остаться без фельетона. Меньшиков написал продолжение, и очень хорошее, кстати вспомнил сказку Андерсена о царе, который ходил голым, воображая, что на нем чудесное платье, потому что придворные восхищались.
1 августа.
Поступил Столыпин. Рассказывал про Ухтомского такие вещи, то этот князь выходит хорошеньким подлецом. По его совету Столыпин написал фельетон против Струве в «Спб. Вед.» Ухтомский написал письмо к царю, в котором говорил, что он этому фельетону не сочувствует, что Столыпин написал его против его желания. В фельетоне были либеральные фразы. Царь послал это письмо Плеве. В то же гремя он, заигрывая у Струве, написал и ему письмо, тоже против Столыпина, как консерватора. Таким же двуличным он был и относительно Столыпина, говоря ему, что против него Плеве. И это вышло наружу. Однако оба они остались «на ты».
Рассказывал о заговоре кн. Мещерского и Витте против Плеве; дело шло о диктатуре Витте на 4 года. Сочинено было подложное письмо, якобы, из провинции, где говорилось, что положение дел отчаянное; что только Витте мог бы его поправить и проч. Это было открыто, и Мещерский все выдал царю. Я помню, что именно в то время вдруг ко мне заходит Колышко, говоря, что готовятся либеральные реформы, свобода печати, вероисповеданий, патриархат, и т. д. Я выражал недоверие. Потом он говорил, что Плеве помешал. Сколько интриг делается за кулисами. Я этого никогда не видел. Курьезен его рассказ о книге со шведского, переведенной Гольмстремом, который — незаконный сын Плеве. Книга очень либеральная. Гольмстрем перевел ее, она была издана на средства мин. внутр. дел. «Спб. Вед.» поместили о ней либеральный фельетон, в котором рекомендовали Плеве либ. идеи относительно Финляндии. Плеве был в негодовании. Книга была арестована, потом опять допущена. Гольмстрем написал о ней фельетон в самом убийственно консервативном тоне и дал его «Нов. Вр.». Дело шло через Булгакова, который мне сказал, что в фельетоне никаких изменений делать нельзя, так как сам Плеве держал его корректуру. Я не согласился и потребовал изменений. Гольмстрем сам со мною объяснялся. Так как он почти глухонемой, мне приходилось писать свои вопросы и замечания в его книге. (Когда Ухтомский с ним объяснялся также, то вырывал свои слова из его книги). Для меня все это открытия.
— «Если б интеллигенты знали, с каким энтузиазмом меня принимает народ, они так бы и присели». Слова государя губернатору брату Столыпина. Понял!
Вспоминаю: я получил анонимную записку в марте: «5-го марта кн. Мещерский получил из государственного казначейства 115,000 р.» Курьезное и опасное время. Храни нас бог.
4 августа.
Столыпин рассказывал о свидании Муравьева с царем, на 2-й или 3-й день после убийства Плеве.
Муравьев сказал царю откровенно о положении России. Оно отчаянное. Нельзя управлять без общества, нельзя управлять через министров при их очных докладах и при том обычае, когда министры выпрашивают у царя его самодержавную подпись, и это является законом. — «Что ж вы хотите, чтоб я кабинет учредил с г. Витте?» — «Не кабинет, а у нас есть совет министров, который совсем не собирается.» — «Значит, по моей вине? Как мне председательствовать по всяким пустякам?» — «Ваше в. могли бы назначить особое лицо от себя». — «Управлять при помощи Петрункевича, это преступник, место которого в ссылке?» — «Пока он не в ссылке, и с ним приходится управлять».
Такой якобы разговор происходил. Муравьев выказал мужество и относительно Плеве, которого он представил, государю деспотом, который пользовался именем государя, чтоб делать невозможные вещи.
И он представил доказательства. Государь плакал и Муравьев также. Слезливые люди!
В следующий очередной доклад все было ординарно: точно Плеве не убивали, никакого разговора не происходило, точно все забыто основательно.