Читаем Дневник ангела полностью

Дневник ангела

Роман Дмитриевич Шебалин , Роман Шебалин

А потом будут похороны. Дождь - обязательно. Не ливень, нет, пусть моросит последний в этом году дождик. Потрясающие события должны сопровождаться соответствующими атмосферными явлениями.

Последний дождь - уже почти не дождь.

Смотри, как просто в нем найти покой.

И если верить в то, что завтра будет новый день,

Тогда совсем легко.

...Мне кажется, я узнаю себя

В том мальчике, читающем стихи.

Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь,

И кровь течет с руки.

Это хорошо, мне иногда приятно послушать "Аквариум", хотя в последнее время творчество Гребня меня, мягко говоря, раздражает, его манера поучать вызывает у меня комплекс Кавалерова, возможно, в такой нелюбви сказалось мое стабильное отвращение к балалаечным прославянским распевкам. И если "Детей декабря" я вполне могу слушать, то с "Русского альбома" меня уже воротит. Но про "последний дождь" - это оттуда, из моей юности, тогда же я впервые увидел "Зеркало", видимо Гребень написал эту песню после просмотра фильма. Мне никогда не нравился Андрей Тарковский, но стихи его отца, Арсения Тарковского, что звучали в фильме, меня поразили. Песня сплелась со стихами, стихи - с какими чудесными загадочными картинами, причудливыми образами моей, нет, тогда ещё - нашей, жизни...

Жаль, там, на кладбище, нельзя будет включить музыку. Как-то раз мы с ней засыпали под эту песню.

...Я иду с непокрытой головой за гробом и конечно же моросит дождь. Холодно, но я холода почти не чувствую - такая бесконечная тоска! Я раздавлен, растерян, я киваю головой, я никому ничего не говорю - так мне плохо.

И вдруг - бросаюсь прощаться, оттолкнув кого-то (только, конечно, не её рыдающих родителей). Поскользнусь, измажусь в грязи, наклонюсь над ней, поцелую. Нет, лучше - отшатнусь, закрою глаза руками, плевать, что ладони перепачканы (я же поскользнулся), рискуя вновь упасть, побегу прочь.

Обычно рядом с кладбищем бывает лес. Ворвусь в лес. Прислонюсь к дереву, дикая тоска будет душить меня, я почти задохнусь, я рвану узел шарфа, я сползу по стволу вниз, к корням дерева... Нет, так я, пожалуй, порву пальто. Лучше - держась за дерево рукой, опущусь на колени. Нет, так я испорчу брюки, надо как-то иначе, ладно, додумаю потом.

Это же я убил ее! Крикну.

Я!

Испугаюсь тут же. Обернусь, не услышал бы кто. Услышу шаги. Какой-то наш общий знакомый. Он поможет мне подняться. Скажу ему: мы любили друг друга. Или, нет, - пусть лучше это будет не знакомый, а знакомая. Она увидит мое горе, она поймет, что я - тонко чувствующий человек и влюбится в меня. Я осторожно возьму её за руку. Нет, она сама возьмет меня за руку, скажет: пойдем, тебя ждут. Я буду идти, спотыкаясь, поглядывая на свою новую знакомую, и думать: никто из них не знает, что убийца - я. Я выше их всех. Я ангел.

/ноябрь 1997г./

Когда я позвонил Лене, она почему-то даже не удивилась, чем рассердила меня крайне.

- ...Однако, у тебя до сих пор валяется моя видеокассета с "Тамбурином".

- А что с моим Розановым?

- Да бога ради, пожалуйста.

- У меня сейчас очень мало времени, если у тебя получится подъехать... Я живу...

- Я знаю.

- А, как я могла забыть.

(Я был вчера во дворе её дома. Я очередной раз осматривал окрестности. Очень дельные окрестности. Глухой, но весьма обширный, дворик. И главное: за её домом возникла теперь некая стройка. С утра до ночи там грохотал, вбивая сваи, копер.)

- И в самом деле, как ты могла забыть. Так я загляну? скажем, завтра.

- Ну давай. Я к восьми уже подъеду.

- Тогда я подожду тебя во дворике.

- И охота тебе...

(Сейчас скажу: да, потому что люблю тебя.)

- Охота-охота, чай на моем "Тамбурине" уже тараканы не одну свадьбу справили.

- Ладно.

- До завтра.

Так.

Опять долго не мог уснуть. Играл до одури в "тетрис". Где-то часа в три едва хватило сил на то, чтобы выключить компьютер и свалиться спать.

Всю утро слушал "Пинк Флойд".

В институт пришел только к обеду. Покушал. С кем-то о чем-то поговорил. Послушал на третьей паре лекцию. Мыслей не было. Ждал.