Дневник ангела-хранителя

Тут необходимо сделать отступление. Я никогда не знала своих родителей. Мне сказали, что мои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда я была совсем маленькой, и что ряд людей, присматривавших за мной после этого и до моих подростковых лет, могли быть грязными преступниками всех мастей, но все-таки они же помогли мне выжить! Кое-как.

Поэтому я понятия не имела, что случится на этом этапе моего существования, и не имела ни малейшего представления, чем я могла бы помочь. Если мой отец жив и здоров, почему я закончила так, как закончила?

Я села на кровать рядом с ребенком, наблюдая, как молодой человек всхлипывает рядом с мертвой девушкой.

Позвольте попытаться высказаться снова: я села на кровать рядом с самой собой, наблюдая, как мой отец плачет над телом моей матери. Время от времени он вставал, чтобы садануть кулаком по чему-нибудь бьющемуся, пинал шприцы, заставляя их разлетаться по комнате, и в конце концов в ярости опустошил содержимое комода.

Позже я выяснила, что они поссорились несколько часов назад. Он в бешенстве вышел и уснул под лестницей. Она сказала ему, что все кончено. Но она говорила это не в первый раз.

Наконец кто-то позвонил в полицию. Полицейский постарше Мика взял его за руку и вывел из комнаты. То был старший офицер полиции Хиндс, получивший тем утром бумаги на развод от своей французской жены — причиной стала большая сумма денег, которую он проиграл из-за споткнувшейся на последнем прыжке лошади, а также детская, упорно остававшаяся пустой. Несмотря на скверное настроение, старший офицер чувствовал жалость к Мику. В коридоре состоялся разговор насчет того, должны полицейские или нет надевать на него наручники. Было ясно, что девушка употребляла наркотики, спорил с коллегой старший офицер Хиндс. Было ясно, что она умерла в родах. Коллега — женщина — настаивала на том, что с молодым человеком следует обращаться, строго соблюдая правила. Это означало добрый час допроса. Это означало — никаких отступлений в бумажной волоките и, следовательно, никаких дисциплинарных взысканий из штаб-квартиры.

Бумажная волокита. Именно из-за нее меня разлучили с моим настоящим отцом. Именно из-за нее моя юная жизнь пошла в том направлении, в каком пошла.

Старший офицер полиции Хиндс закрыл глаза и прижал пальцы ко лбу. Я подошла к нему — ужасно захотелось наклониться к его уху и завопить, кто я такая, что Мик — мой отец, что ему нужно отвезти ребенка в больницу. Но мои разглагольствования ни к чему не привели.

Теперь я могла видеть разницу между Миком и старшим офицером Хиндсом, причину, по которой я смогла достучаться до одного и не смогла достучаться до другого. Одеяло эмоций, эго и воспоминаний, окутывающее Мика, лопнуло как раз в тот момент, когда я с ним заговорила. И как ветер, выдувающий камешки из трещин в стене и позволяющий дождевым каплям просочиться внутрь, чтобы влага впиталась в камень, так и мои слова проникли в Мика. Но старший офицер Хиндс был крепким орешком — попробуй расколи! Я сталкивалась с подобным снова и снова: некоторые люди слышали меня, другие — нет. И быть услышанной являлось чистейшей удачей для меня.

Марго испустила громкий пронзительный крик. Старший офицер Хиндс щелкнул кнутом субординации.

— Правильно! — рявкнул он офицерам полиции, собравшимся в прихожей. — Вы! — Он показал на первого полицейского справа. — Заберите мальчишку в участок для допроса. Вы! — Он показал на второго полицейского справа. — Вызовите сюда «Скорую», pronto. [4]

Женщина-полицейский выжидательно посмотрела на Хиндса.

— Вызовите коронера, — вздохнул он.

В расстроенных чувствах я стала бушевать, ругая старшего офицера Хиндса и его подчиненных, умоляя их не арестовывать Мика. А потом завопила о том, что никто меня не слышит, о том, что я мертва. А после наблюдала, как на Мика надевают наручники и ведут его прочь от Марго, которую он видит в последний раз.

Рядом с ним в параллельном времени, которое открылось как маленький разрыв в ткани настоящего, я наблюдала, как его выпускают на следующее утро, как его забирает на машине отец. А еще наблюдала, как проходят дни, недели, месяцы и Мик все глубже и глубже, в самые потаенные уголки сознания, загоняет мысли о том, что он отец Марго, пока девочка не становится для него всего лишь брошенным ребенком, которого кормят через трубку в больнице Ольстера, где на белой наклейке, прикрепленной к пластиковой кроватке, значится ее имя: «Ребенок Икс».

Но именно в тот момент я круто переиграла свои планы. Если все, что сказала Нан, — правда, если ничего нельзя исправить, я решила, что изменю в своей жизни все: образование, выбор романтических партнеров, болото бедности, сквозь которое добрела до своего сорокалетия. И пожизненное заключение за убийство, которое отбывал мой сын в тот момент, когда я умерла. О да, все это изменится.

3. Инопланетные очки