Дневник ангела-хранителя

Даже спускаясь вниз по поскрипывающей лестнице, я старалась ступать как можно медленнее и легче, чтобы не издать ни звука. У подножия лестницы велела себе взять себя в руки. Подхватив с подоконника пустую кофейную кружку папы, я прошла в гостиную. И, войдя в дверь, завопила, потому что над огнем наклонялся очень высокий человек в полосатом костюме. Но у него не было ног, только клочки густого черного дыма, как будто он горел и растворялся на месте. Когда он повернулся и посмотрел на меня совершенно черными глазами, без белков, я уронила папину кружку, которая разбилась. Взглянув снова на то место, где был человек, я увидела, что он исчез.

Я никогда никому не рассказывала об этом воспоминании. Сами понимаете почему.

Я упомянула о нем теперь, потому что рассказанное Нан вновь вернуло меня к тому времени. Она ссылалась на это воспоминание так, будто сама там была, и упоминала о человеке без ног не как о плоде моего воображения, не как о призраке. Она назвала его Грогором и сказала, что Грогор — это демон. Он уже здесь. И очень скоро я сведу с ним знакомство.

До этого момента я встречалась с демонами только как с тенями или с мрачными атмосферными явлениями, но никогда — как с личностями. Я видела демонов, живших внутри Салли. Иногда, когда демон подбирался близко к поверхности, на ее лицо словно накладывалось другое лицо и ее аура менялась, как небо в грозу, от оранжевой до полуночно-черной.

Я видела черный туман, колыхавшийся у входа в Дом Святого Антония. Бывало, туман становился таким густым — подобно черному кусту, — что всем ангелам приходилось его обходить. А иногда то, что я считала продолжением ауры Хильды, становилось мрачным атмосферным явлением, полным всей ее злобы и презрения. Однако до сего дня мы спокойно сосуществовали с демонами.

Но вот теперь один из них, похоже, жаждал стычки. Какая удача.

— Почему он хочет со мной познакомиться? — спросила я Нан.

— Прими во внимание, что он здесь по делу, — сказала Нан. — У него есть для тебя предложение.

Я остановилась и повернулась к ней.

— Ты имеешь в виду — он здесь, потому что я здесь.

— Боюсь, что так.

— И какое у него предложение?

— Он хочет, чтобы вы с Марго ушли.

— Или что?

Нан вздохнула. Она не хотела обрушивать это на меня.

— Или он нашлет на маму болезнь.

Теперь я поняла, почему Нан так колебалась. Мои колени слегка ослабли, и я придержалась за нее, переваривая вести.

Мама заболела совершенно внезапно спустя месяц после того, как я появилась на их пороге. Никто не понимал, что с ней. Доктора не нашли никакой болезни. Лекарства не помогали. Вплоть до той минуты, когда она умерла, папа твердо верил, что она поправится. И я тоже.

То, что сказала Нан, заставило меня присесть, прижаться лицом к коленям и заплакать.

Она говорила, что мама умерла из-за меня. Не появись я у их дверей, не возьми они меня, мама прожила бы еще двадцать-тридцать счастливых лет. Папа не был бы так опустошен и уничтожен.

Я должна была найти в себе силы и встретиться с демоном лицом к лицу. Мы с Нан двинулись обратно к коттеджу. Снова поравнявшись с яблоней, она дотронулась до моего лица.

— Помни, ты ангел. За тобой стоят все силы Господни. Большую часть этих сил ты все еще не видишь.

С этими словами она исчезла.

Я приободрилась, увидев, что происходит в доме.

Марго сидела рядом с горящим камином, съежившись, закутавшись в одеяло и держа на костлявых коленях исходящую паром чашку чая. Она запиналась и дрожала, рассказывая Грэму и Ирине о тех событиях, которые привели ее к порогу их дома. Она поведала им все о Доме Святого Антония, о том, как она попала туда, о том, что там творилось, рассказала им все о Могиле и о детях, которых жестоко истязают. Она объяснила, что синяки на ее лице появились после того, как ее избили всего несколько часов назад. Она рассказала все это так сухо и прозаически, что супруги не подвергли сомнению ни единого слова из ее рассказа, а просто протянули ей еще чашку чая и кое-что записали. Закончив говорить, Марго долго плакала и все никак не могла успокоиться. Грэм накинул дождевик и отправился в полицейский участок.

Когда Ирина быстро прошла мимо меня, в моей голове тут же появились сведения о ней, намного превосходившие мои прежние знания. Я увидела ее отца — холодного мужчину с поджатыми губами, — хотя никогда не встречалась с ним и мне ни разу в жизни не попадались его фотографии. Я увидела ее споры с Грэмом, ни разу так и не завершившиеся согласием, увидела ее глубокую любовь к этому человеку, пустившую корни в ее душе, как древнее дерево. А потом я увидела ее самое болезненное сожаление.

Аборт.

Грэм рядом с ней. Они оба очень молоды.

«Мама, прости, — подумала я. — Я не знала».