Дневник Арти

Домой я прибежал с едва не выпрыгнувшим по дороге сердцем. Обычная коробочка с почтовыми штампами, ничем не примечательная, а сколько энтузиазма она во мне вызвала! Едва сбросив зимнюю тяжелую обувь, бросился я на кровать и нетерпеливо вскрыл посылку. В нескольких слоях ваты и тряпичной набивки лежала небольшая кубическая коробочка наподобие тех, в которых хранят кольца перед свадьбой, и плотный конверт, как можно догадаться, с ее письмом. Первым дело я решился распечатать письмо. Все же слова Тати для меня важнее, чем та вещица, что она мне прислала. Второе подождет. Сперва — главное! Как же скучаю без тебя! Нет, однозначно надо будет уговорить маму и пересечь все границы, что нас разделяют!

Тати писала:

«Здравствуй, мой нежной любимый братец! Артем, ты знаешь, как я хотела бы тебя видеть! Твои глаза, твои улыбки, даже твои дурацкие выходки — все это составляет часть меня самой! Извини, что так долго не писала ничего и не сообщала. Мне нужно было время, чтобы хоть как-то прийти в себя, разобраться во всех последних метаморфозах. А иначе — готова была бы списать все если не на чертовщину, то на какую-то метафизику! Но кажется, тут есть какие-то законы сродни физическим. Нужно их только определить или открыть. Даже не знаю, что вернее. Иначе же так и хочется сказать, что магия существует. Но ты же знаешь, как я не люблю неясностей. И если чего-то не могу прояснить для себя — это меня выбивает из колеи. Весь прошедший год я так себя и чувствовала. Потому так тебе особо ничего и не рассказывала. Это надо самому увидеть, пережить. Никакие слова и объяснения тут не помогут. Кое-что, по крайней мере, мне хочется так думать, я поняла. Теперь понимаю, почему Андрей так сердился на меня. Этот семестр я боюсь, что могу не закрыть, хвосты чуть ли не по всем предметам. Мне очень сложно на чем-то сосредоточиться. Я тебе высылаю одну из тех двух сфер, что взяла себе. Но вот тебе и мое предупреждение: если у тебя дел под завязку, будь очень осторожен! И несколько раз подумай, прежде чем вовлекаться в это путешествие! Хотя… с другой стороны, это просто восхитительно! Те места, в которых я уже побывала — это что-то из другого, не нашего мира, что-то, что превосходит все наши догадки и воображения! Как я могу не поделиться этим с тобой, мой дорогой брат? Будь осторожен, Артем! Что я еще могу сказать? То же, что и мне говорил когда-то Андрей… что мне теперь тоже нужно поделиться с кем-то близким, что мне, пожалуй, нужна помощь. Там такие места, в которых лучше не бывать по одиночке! Буду ждать там тебя! Так и вижу твой удивленный сейчас взгляд на меня. Но не спеши с выводами. Ты хотел перебраться в наши края, знаю! Но с помощью этой сферы мы сможем с тобой видеться, минуя любые расстояния! Обнимаю тебя, мой братишка, мой Арти! Твоя Тати. P.S. Добавим вкус!»

Какое-то время я, похоже, просидел в нежной задумчивости. Волна чувств накатила и обогрела. За окном стоял декабрьский вечер, постепенно грозивший перейти в ночь. Я поплыл на кухню, не спеша приготовил макароны с сыром на ужин, выпил полбокала белого вина, мысли потекли размеренно, мечтательно. Да, мне очень хотелось бы увидеть сестру! И тут только я вспомнил о второй части посылки — той самой непритязательной коробочке. Взяв ее с собой на кухню, я устроился у окна, наблюдая, как постепенно загораются огоньки в соседних домах. Сколько там жизни за ними! Сколько уюта и тепла, должно быть!

Медленно снял верхнюю крышечку. Там на белой подложке лежало что-то шаровидное, завернутое в плотный кусочек ткани.

— Что ж, посмотрим, — сказал я, разворачивая презент.

На моей ладони оказался шар лилового цвета размером поменьше спичечного коробка. Его матовая поверхность под яркими лучами светодиодного потолочного светильника норовила слиться с моей ладонью. По весу он не выделялся, да и в размере уже казался меньше, так что на моей ладони таких бы уместилось три штуки запросто. Я начал приглядываться к нему, как какой-то ученый под микроскопом изучает новый вид многоклеточного существа. Странное дело, конечно, но мне почудилось, что под ним моей ладони стало теплее. Как будто он дышал. А может, это все действие вина. Хотя, что я там его выпил? Так, пригубил для вкуса. Может, и чудится. Он казался каким-то густым, многослойным, точно хорошо взбитые фиолетовые облачка, смешанные кистью художника на ватном полотне. Точно гиацинтовые соцветия и цветки размыли гауссовым распределением, разредили снежной пушкой на колышущейся занавеске с бахромой и кисточками. У меня немного поплыл кухонный стол перед глазами, меняя цвет от привычного белого до какого-то крапчатого. Я отвел глаза в окно. Там по-прежнему горели сотни огоньков. Чуть полегчало.

— Какой-то дурман. Пойду прилягу, — решил я.