Аннотация:
ГЛАВА 1
Вы видели когда-нибудь ледоход на реке? Огромной реке с едва прописанными серыми берегами напротив? Когда природа, вдруг, на секунду замирает, а потом над широким белым полотном прокатывается, кроша вдребезги тишину, грохот! Именно он и пробуждает от зимней спячки весь мир. Грохот ледохода. Массивные ледяные глыбы, подталкивая друг друга, начинают свое медленное движение вдоль берегов. И вот уже в трещинах меж ними мелькает стылая вода. Потом воды становится все больше и больше, а льдины все плывут и плывут, гонимые прочь рекой. Они не нужны ей больше. Река желает снова вдыхать полной грудью воздух вокруг, отражать в своих волнах теплое весеннее солнце, облака и крикливых птиц. Река вновь хочет жить полноценно.
- Любимая, ты не замерзла? - муж мой, обхвативший нас с сыном сзади (благо, длины рук хватает вполне), склонился к моему плечу. И шерканул кончиком носа по холодной щеке.
Я лишь капризно прищурилась от ветра:
- Неа, - потому как мной сейчас совершенно иные ощущения овладевали. Например, жгучее чувство зависти. И ни к кому-то там, а к этой реке, Шалбе: она-то вот смогла освободиться, а я... - А ты не мог бы руки свои...
- Что?
- Ага, чуть-чуть пониже. И поддерживай ими живот. Поддерживай. А у меня поясница пока отдохнет... Уф-ф.
- Лад-но, - усердно протянул Ник. - А теперь ра-зворачиваемся и в такой же сплоченной композиции медленно следуем прямиком в...
- Я не хочу в подвал. Я хочу стоять тут, - и уперлась подошвами ботинок в рыхлую землю, но уже через три секунды резко передумала. - Ник!
- Что, любимая? Малыш зашевелился?
- Ага. И мне срочно надо... в подвал!
- Секундочку... Пошли!
Вот так мы и жили в последние два месяца. "Не хочу - Конечно, буду", "Пошел вон! - Где тебя носит?". И я нисколько не преувеличиваю. Скорее приуменьшаю собственное неуравновешенное состояние, как в прямом, так и в переносном смысле этого словосочетания. От меня огребали теперь все, причем, по "закону справедливости", который я сама же для себя и придумала. Нет, а что? Я ведь - не обычная беременная, а с "хроническим стрессом" (тоже моя формулировка, да у меня их много). Потому как обычные дамы в положении привыкают к нему плавно-медленно, а не к концу дня, ошарашено пялясь на приподнявшуюся спереди юбку. Со мной же лично так и произошло: на службу утром ушла еще стройно-красивой, а к вечеру вернулась с округлым животом, вызвав оным восторг у мужа и Вари. А дальше - всё больше (это я про живот свой). И он начал разбухать на мне, как замес теста на печи, как совершенно неподвластный контролированию орган, тут же заявивший о себе и бедной пояснице, и соседу - мочевому пузырю и ногам. Но, больше всего пострадала моя стойкая (я раньше так думала) психика. И сначала меня накрыла колпаком тихая паника, потом оглушила депрессия, последней же нарисовалась буйная раздражительность на всех и всё кряду. В общем, сейчас она во мне и солировала, ибо: "зачем молча дуться на судьбу, если можно поделиться этим "счастьем" со всеми на свете?" (мой перл из личной коллекции). Благо, семья моя стерпит. Пока терпит (остальные-то давно разбежались). Ну конечно, не им же... Уф-ф... Высказываться вслух сильно некогда, потому что я едва успела добежать до своего "любимого" ( в последние два месяца) места в квартире... Живите пока.
А как хорошо я сама жила целую половину года, м-м. Да я бы вообще позабыла, что беременна, если б не мои родные и зануда-лекарь Блинов. Вот он забыть точно не даст. И откуда столько терпения напоминать и другим? Хотя здесь отдельное "спасибо" моей маме, которая регулярно "напоминала" мне о моих визитах на Яблоневую улицу, 3. Нет, господин лекарь настроен был весьма твердо. До такой степени, что я стала подозревать его в коварстве накропать по мне научный труд "Беременность и роды наследователя крови беролаков". И доказательством тому послужило предложение:
- А не завести ли тебе, Агата, дневник?
- Зачем это? - я в тот момент находилась еще в "стадии депрессии", поэтому в довесок тяжело вздохнула. - Не нужен он мне. Только отвлекать будет.
- От чего же, позволь узнать? - сверкнул очками коварный господин Блинов.
- От созерцания моей глубокой духовной пустоты и отчужденности, - зевнула я.
На что наш семейный лекарь лишь хмыкнул: