Дневник библиотекаря Хильдегарт

«Не так уж я мало в девицах жила,

Корона не будет мне тяжела.

Мне грустно, грустно, я слезы лью,

Я знаю горькую участь мою.

Поедем мы через мост без перил,

Он двух сестер моих погубил.

Теперь и я несчастья жду,

Я в бурный поток с моста упаду».

«Я мост для тебя расширить готов,

Срублю хоть десять тысяч стволов.

Чтоб крепость придать его быкам,

Хоть десять тысяч марок отдам.

Поедут слуги, смелы и сильны,

По десять с каждой стороны».

Мелькнул олень, чуть въехали в лес,

И все помчались наперерез.

Осталась девушка одна,

На мост поехала она.

Упал из подковы гвоздь золотой,

И девушку подхватил водяной.

Педер позвал своих верных слуг:

«Где моя арфа, испытанный друг?»

Так он играл в этот страшный час,

Что птицы на ветках пустились в пляс,

С древнего дуба сошла кора,

Дети выбежали со двора,

Вода забурлила, хлынул потоп,

Глаза водяного полезли на лоб.

«Педер, Педер, уймись, не играй,

Добром невесту свою забирай».

«Ступай за невестой моей на дно

Да двух сестер прихвати заодно».

Педер невесту привез домой,

Пошел на радостях пир горой.

Счастливы сестры и зятья,

Счастливы жены и мужья.

2007/05/11

И представляете - ради одного меня Он субботу сделал четвергом!

Это случилось в тот день, когда Опять Похолодало.

И я, конечно, как и все, заранее знала, что именно в этот день Опять Похолодает, и, разумеется, как и все, выскочила из дома в лёгонькой курточке и невесомых, продуваемых насквозь замшевых тапочках, а выскочив, охнула, взвизгнула, обхватила себя руками и побежала на троллейбусную остановку.

Остановка была пустынной и печальной, и не было никого вокруг меня, кроме ледяного ветра, ледяного неба, фантиков от жевательной резинки и клочкастых чёрных голубей, меланхолически подбиравших какую-то гадость с мостовой. И я стояла, нахохлившись, как простуженный страус, и смотрела с тоской, как из-за поворота чередой тянутся Не Те Троллейбусы, и, не зная, к кому от тоски прицепиться, по привычке цеплялась мысленно к Святому Антонию, и ныла: ну правда, ну что тебе стоит, в конце концов, ну, пожалуйста, ну, ты же видишь, как мне холодно, как мне противно, как я опаздываю на работу, ну, пусть пока ещё не опаздываю, но всё равно же опоздаю, если так всё и будет продолжаться, ну, блииин, ну, пожалуйста, ну, пусть этот шестнадцатый окажется шестьдесят третьим, нет, я вижу, что это шестнадцатый, не слепая, сама вижу, и таблички никакой нет, что это не шестнадцатый, а другой, но может же он оказаться шестьдесят третьим по теории вероятности, ты же можешь это сделать, и без всяких теорий можешь, если захочешь, и… ой, надо же!... что это?

Шестнадцатый троллейбус как-то странно, криво развернулся, едва не завалившись на левый бок, и судорожной, дёргающейся походкой приблизился ко мне. Он был пуст и выглядел одновременно и обнадёживающе, и зловеще. Было в нём что-то от Летучего Голландца среди троллейбусов.

— Девушка! – закричала мне женщина из кабины водителя – Ради Бога! Куда я еду?

— Почём же мне знать, куда вы едете? – удивилась я. - Здесь шестнадцатый, вообще-то, не ходит. А вы – шестнадцатый?

— Я шестнадцатый, - подтвердила женщина-в-кабине. - Ёлки-моталки! Значит, заблудилась. Спрашивала ведь: прямо мне ехать? Он говорит: прямо! Контролёр, называется! Ну, я рога переставила на другие провода и того… Мамоньки родные! Главное – я ж в первый раз! И на тебе – заблудилась!

— А дальше вы куда? – спросила я, лелея собственный корыстный интерес.

— А правда – куда? - задумалась женщина-в-кабине.

— Если вы шестнадцатый, вам надо к Таганке. Возьмите меня, я вам покажу, как проехать.

— Господи! – вздохнула женщина-в-кабине. – меня ж диспетчер уже ищет во всю, это уж точно. Садись, поехали. Что ж такое, а? Спрашивала ведь у контролёра – правильно я еду? Он говорит: нет, поезжай прямо! А? Вот те и прямо! А ещё контролёр, называется! А может, это и не контролёр был вовсе?

Я побоялась спросить у неё, как выглядел тот самый контролёр, который и не контролёр был вовсе, и полезла в пустой, дребезжащий троллейбус.

— Убьёт меня диспетчер! – заявила женщина-в-кабине, выруливая пол направлению к Таганке. – А что ж? Пусть убивает! Я ни при чём. Я в первый раз – имею я право в первый раз ошибиться? А всё контролёр этот. Да ещё Юрка… привязался тоже с утра, зараза! Возьми, говорит, петуха. А куда я его возьму? Жарить мне его, что ли? Так нет – сунул мне его в кабину и убёг. А на что он мне сдался, спрашивается, петух этот?

— А что, у вас тут ещё и петух есть? – умилилась я.

— А то как же! – гордо сказала женщина-в-кабине. – Сейчас, на светофоре встанем, покажу. Вон он, в банке, гляди. Не нужен? Точно не нужен? А то бери. Мне ведь он ни к чему! Выпущу в Яузу – пускай себе плавает, пока не подохнет!