Дневник библиотекаря Хильдегарт

Я ведь не спирит, не душевный переселенец и отнюдь не любитель погружаться в иные миры и иные эпохи. И уж в любом случае, если бы мне вдруг приспичило заняться эскапизмом, я бы точно выбрала что-нибудь ДРУГОЕ. Но оказаться в России за десять лет до первой мировой войны и немецких погромов! – а там ведь (Господи, пронеси!) – и до революции рукой подать… Вот это называется вляпаться, так вляпаться!

Хотя ведь могло быть и хуже, конечно. Куда как хуже. Так что мне, считай, почти что повезло.

Ах, и зачем я вчера прочитала в каком-то журнале про кухарку, которая, прежде чем поставить пирог печься, вынимала из головы гребёнку и проводила ею полосы по сырому тесту – для красоты? Вот, теперь буду думать, что и моя так делает! Надо будет ей сказать: даже если и не делала – пусть не вздумает!

…. Скажите мне, Бога ради, а у вас когда-нибудь бывало такое? Чтобы вы против собственной воли то и дело оказывались в каком-то строго определённом несуществующем месте, однако же, совсем не там, где вам на самом деле хотелось бы быть? И чтобы эта иллюзия преследовала вас, не отвязываясь, иногда вплоть до визуального и тактильного самообмана?

Или мне уже пора нанести визит Куда Следует?

29 сентябрь 2011 г. Завершая тему "американского" Шерлока Холмса

Пишу это главным образом для МакКуроскэ, поскольку обещала.

Из всех четырнадцати «Шерлоков Холмсов» с Рэтбоуном с чистой совестью могу НЕ порекомендовать только два. «Голос ужаса», возможно, в своё время был прекрасен как антифашистская агитка, но сегодня он вызывает желание завернуться с головой в одеяло и повторять сквозь всхлипы истерического хохота: «Черчилль, Черчилль, выключи радио, чёрный гроб со свастикой едет на Даунинг Стрит». Что же до «Собаки Баскервилей» тридцать шестого года, то она, даже при всех скидках на возраст, откровенно слабовата. То есть, собственно, слабовата не сама Собака, она-то как раз очень даже ого-го – без всякого фосфора на морде и прочих дурацких ухищрений держит в страхе всю округу, а бедного сэра Генри просто размётывает в клочки, так что Холмсу и Ватсону потом с трудом удаётся их собрать и склеить. Но всё прочее производит впечатление старательно-неуклюжей самодеятельной инсценировки в воскресном театре – типа того, в котором блистал Юрий Деточкин. Поэтому от просмотра именно этих фильмов я аккуратно рекомендую воздержаться. Что же до прочих, то, наверное, их всё-таки можно смотреть. По крайней мере, мне так сгоряча показалось. Возможно, когда горячка пройдёт, я буду придерживаться иного мнения, но пока…

…Пока могу сказать, что все эти четырнадцать вечеров мне было хорошо, как в детстве, когда нас всем классом водили в кино на что-нибудь понятное и героическое. После напряжённой эксцентричности Холмса-Бретта дивная железобетонная нормальность Холмса-Рэтбоуна очень благотворно действует на нервы. Пожалуй, все странности этого Холма в итоге сводятся к его маниакальному пристрастию использовать себя в качестве приманки для всех разновидностей злодеев и отправляться в самое злодейское логово в полном одиночестве и без оружия, чтобы сполна насладиться максимально сильными ощущениями. Но, если не считать этой маленькой слабости, во всём остальном он на диво нормален и убедителен, и его отстранённая, чуть меланхоличная и безумно изящная самоуверенность настолько хороша и настолько близка к «канону», что заставляет забыть и о неизбежных сценарных нестыковках, и о старомодной наивности режиссёрских решений. Этот Холмс нимало не погружён в окружающую суету, но при этом великолепно себя чувствует, находясь в самом её эпицентре. Он ни в ком не нуждается и никем не гнушается. Даже Мориарти вызывает у него не враждебность, а почти восторженный исследовательский интерес. Если Холмс-Бретт довольно грубо отрывает от себя девушку, бросившуюся в порыве благодарности его обнимать, то Холмс-Рэтбоун при сходных обстоятельствах расцветает, как майский шест, и по-мальчишески хвастается перед Ватсоном. В нём нет ни надломов, ни комплексов, ни подтекстов – впрочем, даже если и есть, он благородно воздерживается от того, чтобы делиться ими со зрителем. Вообще – очень, очень благородный Холмс.