Дневник – большое подспорье…

Я читала когда-то Тамаре Григорьевне «Попытку ревности». Мне нравилось, ей нет. Я спросила: «Синтаксис не нравится». – «Синтаксис, но не стиха, а души».

25 апреля 85, четверг, Переделкино. По радио – рассказы Шаламова. Я их не слушаю, выключаю, и не могу отдать себе отчета в том, почему не люблю их. Когда-то Фридочка подарила мне их в машинописи – целую книгу. Я прочла рассказов 5 – и бросила, и кому-то отдала. А ведь все, что он пишет, правда. И художнического умения не лишен. А – чего-то нет. Чего? Чувства меры? Способности обращать ужас и хаос в гармонию?

5 июля 85, среда, Москва. Пока я лежала без всякого дела и почти без зрения, я попросила Люшу прокрутить мне магнитофонную запись вечера в Некрасовской Библиотеке, где месяцы назад – кажется в феврале или марте – Леонович[521] читал стихи. При встречах он молчалив, сдержан (во всяком случае, с нами), а на трибуне смел и очень громко. Читает драматически. Ведет себя вызывающе. Вступление: «Пользуясь свободой устной речи, прочту те мои стихи, которые вырубили из моей книги».

Сначала грузинские переводы. Виртуозно и задушевно. Потом, наконец, свои (Грузины обязательны, потому что книга выходит в Тбилиси). Душевно, сильно, очень драматично. И очень противоречит цензуре, очень. Тут и Шаламов, и Ольга Степановна, умершая в тундре[522], и «Гвоздями в меня вколачивали страх»[523] (и как били Шаламова!), и сходка мертвых поэтов под Новый Год, а потом поэма о Твардовском. Ну конечно Александр Трифонович тут не подлинный, а легендарный (Твардовская легенда все растет), но взят он очень смело: т. е. рядом с доблестью показана и его верноподданность. Цитируется

Мне правда партии велела…[524]

партии, которая вовсе не та, в какую А. Т. вступал. (Та, та, у этой партии никогда не было правды.) Вот, великая страна родит обильно. Откуда он? Живой, талантливый, смелый? И как сделать так, чтоб он не сломал себе шею?

Духовенство России
Исторически чисто[525]

.

* * *

Думаю я о религии.

Легенда о Христе – великая легенда. Рождена она невозможностью для человека понять и принять мысль о смертности всего живого. Нужен образ воскресшего. Он воскрес – и ты надейся на свое и общее воскресение. Эта надежда украшает и осмысляет жизнь, и утешает людей уже 2000 лет. Но нравственности из нее не выведешь никак. Все евангелисты, апостолы и пророки и сам Христос изрекают нечто совершенно противоречивое. То ли «не мир, но меч», то ли «ударили по одной щеке – подставь другую»; то ли выгнал из храма фарисеев и книжников и ни с того ни с сего осудил смоковницу, то ли простил разбойника и непотребную девку и возлюби ближнего, как самого себя. «Возлюби!» Любовь – чудо, подарок, по команде не любят. Человечество 2000 лет исповедует Христа, а кровь с каждым годом льется не ручьями, не реками, а уже морями и океанами, хлещет, люди дошли до Хиросимы, до Сталина, Берии, Ежова, Молотова, Гитлера, Эйхмана, Геббельса. Вообще

От чего тебя упас
Золотой иконостас?[526]

Никого ни от чего.

Нравственность. Из чего она растет? А. И. объяснял мне, что без религии нравственность построить нельзя. Нет, из религии она не выводима, не построяема.

Искусство? Искусство также не учит нравственности, как и религия. Талант и гений соединимы с любым злобным действием, бесчестным поступком, бесчеловечьем. Шостакович гений плюс что угодно: плюс трусость, например. Достоевский гений + человеконенавистничество, антисемитство, позор рулетки. Твардовский? Вместе с большим талантом – мелкая мстительность, злобность, презрение к людям; женоненавистник и бабник в одном лице; невоспитанность, грубость, партийная цекистская спесь.

А какими нравственно доблестными бывают люди!

«Нравственности учит вкус, вкусу же учит сила», – сказал Пастернак – не указав увы! какая сила, и откуда она берется. Но он попадает где-то возле.

Вкус это где-то возле чести.

Нравственность, рожденная честью, красива. Бесчестный поступок уродлив.

Поступая против чести человек тем самым поступает против совести.

Где честь и совесть, там и слово (Нравственность человека в большой степени определяется его отношением к слову. Толстой). Нравственный человек не станет жить по поговорке:

«Брань на вороту не виснет».

А откуда она все-таки берется – нравственность?

17 марта 86, понедельник, Москва. В пятницу вечером, перед моим отъездом, в 7 ч. – звонок. (Это на даче). Женщина. «Я к Вам от Евг. Ал. Евтушенко». Передает несвязный рассыпающийся мятый бумажный пакет. Оказывается, Солсбери[527] прислал с Евтушенкой для меня глазные капли. Спасибо! Евтушенко трогателен, ибо прилетел в пятницу утром, звонил Люше и пр. – и вот доставил в тот же день. Но увы! Капли дополнены подарком: т. е. книгой стихов Евтушенко! Надпись сбивчивая, спьяну или после бессонной ночи. Стихи – я прочла одно – очень плохие.