Дневник чайного мастера

Подойдя к архемобилю, я просунула руку в дырку приборной доски и начала шарить внутри, пока не нащупала коробочку размером с чайное блюдце. Доставать ее не было необходимости, достаточно знать, что она на месте — одна из капсул времени. Такие мы с Саньей любили в детстве прятать в разных местах, складывая в них камешки, сухие цветы, самодельные браслеты из водорослей и найденные сокровища. На внутренней стороне мы оставляли отпечатки пальцев, смоченных в краске, и писали дату закладки, а на внешней — день, когда капсулу можно открыть. Обычно — через десять лет. Это был последний наш тайник, и, может, поэтому, всякий раз приходя на свалку, мы проверяли, на месте ли он.

Все в порядке. Я вытащила руку, вытерла ее о штаны и направилась к краю свалки. Еще двадцать шагов, и я оказалась на краю небольшой ямы, которую приметила несколько дней назад, похоже, сюда никто не захаживал, кроме меня, достала из сумки толстые перчатки, натянула их и принялась перебирать мусор.

Я никому не говорила, но именно серебристый диск привел меня сюда. После смерти отца онемевший дом начал погружать меня в тяжкий сон, а темнота земли тянуть к себе, суля вечный покой. Тишина эта жила не только в пустых комнатах, оставленных родителями, не только среди стен, лишенных их дыхания и звуков их шагов. Это была не рассказанная ими тишина, не высказанная вслух, — все то, что мне следовало научиться понимать. Только сейчас я ощутила, сколь мало я знала о скрытом источнике, о других чайных мастерах, о тайных союзах и правилах, о хрупком равновесии нашего существования, обо всем раскрывшемся вокруг меня, подобно темной всепоглощающей пустыне в чужом мире взрослых. А что я могла ощущать, кроме ярости, если они покинули меня, не рассказав ничего такого, что мне сейчас действительно требовалось? Почему вы не рассказали мне? Вместо них со мной теперь были только бессловесные земля и ветер.

Я еще не осознавала всей важности истории, услышанной на серебристом диске, потому что не умела соединить все ниточки, делавшие ее такой важной. Одной такой ниточкой был страх, что однажды я увижу слишком сильно понизившийся уровень воды в источнике или наткнусь в пещере на военных в синей форме с саблями наголо. Другой — робкое предположение, точнее, пустая надежда на то, что в жизни есть еще что-то, что вдалеке от деревни существует иной мир, что он не везде такой же обожженный и иссушенный, как здесь. Конечно, в голове-то все эти ниточки уже начали сплетаться воедино, и, пока еще не умея выразить эти роящиеся мысли словами, я чувствовала, что должна сделать все, чтобы отыскать недостающие кусочки истории, записанной на диске. И поэтому я начала искать их в маминых книгах, рыться в мусоре свалки, хотя понимала всю бессмысленность этого занятия, но оно помогало увести мысли прочь от неизбывного молчания, найти надежду на изменение, найти скрытую возможность, которая могла бы однажды увидеть дневной свет.

В низкой и широкой яме (я выкопала ее спустя три недели после смерти отца) валялись останки разбитой архетехники. Потребовалось немало дней, чтобы добраться до нужного места, я была почти уверена, что серебристый диск нашелся много лет назад именно в этой части свалки, — запомнились исковерканные приборы, тогда Санья не обнаружила в них ничего для себя интересного: одни были совершенно разбиты, в других отсутствовали важные детали, которые могли пригодиться для ее экспериментов. Я помнила, что диск был почти на поверхности. С тех пор свалка не раз меняла свой внешний вид, и даже если дисков изначально и было больше, то сейчас они лежат куда глубже прежнего или вообще в другом месте. Я чувствовала полную растерянность.

Тень от бетонных блоков сдвинулась и начала удлиняться, в воздухе появились первые весенние оводы. Еще до конца не проснувшиеся, они пытались взмыть вверх из своих зимних укрытий, но падали на осклизлую поверхность свалки. Скоро опять придется надевать москитную сетку. Болели руки, одежда прилипла к телу, но ничего особенного не находилось, кроме обычного мусора — битой посуды, башмаков со стоптанными каблуками и бесконечного множества пластиковой упаковки. Я отодвинула в сторону треснувший прибор с торчащими изнутри проводами — это был один из тех, что Санья однажды посчитала хламом, а значит, и я не имела ни малейшего представления, для чего он когда-то предназначался, — и долго смотрела на лежавшие под ним лохмотья пластиковых пакетов. Я решила пойти домой, как только разберусь с ними, хотя вера в удачу начала угасать. Пакеты были связаны между собой, и вытащить их никак не получалось. Тонкий пластик расползался в руках, а я все тащила и тащила, пока где-то что-то оборвалось и все эти лохмотья выскользнули из груды. Я скомкала их и отбросила в сторону.

В открывшейся яме лежали только одни пакеты.

Я закрыла глаза. Ломило плечи, боль начала растекаться по всей голове, казалось, что кожа слезает, скручиваясь в узелки. Опять напрасные поиски. Пора уходить.