Дневник чайного мастера

Лишь когда границы жизни становятся осязаемыми, начинаешь понимать, насколько крепко хочется за них ухватиться.

Каждое утро и каждый вечер я упорно включала оба транслятора, хотя понимала, что бессмысленно ждать от экрана ответа, даже тогда надежда подавала признаки жизни в моем сердце, и я раз за разом топтала ее, пытаясь уничтожить. Транслятор не откликался, и всякий раз мое сердце сбивалось с ритма, но так длилось всего мгновение, а потом мое заточение возвращалось на круги своя, где я шла шаг за шагом, не ведая, когда, что и где найду.

Мои дни постепенно заполнились поиском еды в саду и сбором воды. Доверять кранам было нельзя — вода иногда шла, а иногда и нет. Когда я не выкапывала съедобные коренья, то пыталась представить себе, что происходит за забором, — все тщетно. Я не знала, как дела в деревне, где идет война, есть ли сообщение с Синджинем? Вдруг он уже вообще не существует и все остальные города тоже, а я об этом ничего не знаю? Быть может, все, что осталось, — вот этот дом и сад, склонившиеся деревья и песчаная дорога, камни в тундре и небо над ними?

Возможно, уже не было ни мамы, ни Саньи.

Случалось, немота дома и неподвижность заключенной в его стенах жизни грозили меня саму превратить в камень. Сначала ноги утратят гибкость, их кожа медленно станет серой и жесткой, они перестанут сгибаться в коленях и щиколотках, и я не смогу больше поднимать их. Не имея возможности сделать ни шага, я буду наблюдать, как каменеют ноги, потом бедра, грудь и дальше — от локтей к запястьям и кончикам пальцев. Последним застынет лицо: глаза останутся открытыми, поскольку не смогут моргать, и я увижу, как усыхают мои глазные яблоки, а потом останется только стук сердца, но и он скоро прекратится.

Мне следует избегать имеющих надо мной власть мыслей. Еще не время.

Я сходила на крыльцо за утренней порцией еды и принесла поднос на кухню. Сегодня дали совсем мало: горсть амаранта, пакетик семян подсолнуха — видимо, военные заметили, что урожай в саду начал поспевать. После скудного завтрака я вернула поднос обратно и пошла умываться. Вместо потока холодной воды вытекло лишь несколько капелек. Подождала немного, завернула и снова открыла кран. Сначала ничего, затем послышался низкий металлический звук, словно где-то повернулась труба, наконец из крана хлынула струя. Надо быстро привести себя в порядок, потому что подача воды с некоторых пор стала непостоянной. Я подумала об уровне воды в озерце и о белой отметке, видневшейся совсем близко, когда я последний раз ходила к источнику. От этого на сердце стало тяжело — нужно гнать такие мысли. Хорошо, что вода есть. Хотя для них я и преступница, мне не нужно ходить в грязной одежде или не мыться неделями, даже в заточении у меня больше воды, чем у многих других на свободе.

До сих пор мне это непонятно.

Я оделась и пошла подметать дорожку к чайному домику. Ночная роса на лужайке холодила ноги. Было пасмурно, но такие тучи не к дождю. Я сгребла опавшие листья, оставила для себя немного, чтобы разбросать по плитам дорожки, а остальное отнесла в кучу на задний двор, опасаясь случайно приблизиться к невидимой границе.

Крыжовник уже поспел, и я принялась собирать его крупные с красными прожилками ягоды с пригнувшихся к земле ветвей. Они кололи руки, но звук сыплющихся в пластиковую миску ягод успокаивал, словно дождь, сладкий сок наполнял рот, и косточки похрустывали на зубах. Вскоре я заметила, что к дому приближается солнцекар. Это выглядело странно, ведь солдат вокруг дома я видела и раньше, но они перемещались пешком, а солнцекар приезжал только при смене караула, которая проходила так незаметно, что иногда начинало казаться, будто жизнь пуста, — это пока я не нарушала обозначенную мне границу.

На этот раз солнцекар въехал под навес для гостей, и я в растерянности опустила миску на крыльцо. Из него вышел высокий мужчина, прошел через ворота в сад, остановился передо мной и поклонился.

Я не ответила на поклон.

— Командор Таро, позвольте поинтересоваться, чем же я заслужила столь большую честь?

Таро подошел ближе — настолько близко, что я могла сквозь москитную сетку разглядеть свое отражение в его темных глазах. Мне хотелось отступить назад, но я заставила себя не двигаться с места. Он измерил меня взглядом. Я не отводила от него глаз.

— Как я погляжу, девушка, вы ничуть не изменились с нашей последней встречи, — сказал Таро, и уголки его рта дрогнули в улыбке, которая напомнила мне о сверкающих саблях военных. — Что скажете насчет условий, которые мы для вас организовали?

С этими словами он махнул рукой, словно схватил дом и сад в свой кулак.

— Мне кажется, мы проявили чрезвычайное дружелюбие, если не сказать великодушие: тут достаточно пространства, вам регулярно приносят еду и включают воду. Знаете ли, редкому заключенному позволяются подобные роскошества.

— Признаться, я была чрезвычайно удивлена своими привилегиями, — ответила я. — Смею предположить, что вы здесь, чтобы пролить свет на ситуацию.