Дневник человека

Кто этим идиотам теперь откроет дверь-то? Надо «Пожар» кричать, чтоб открыли. Или «Насилуют!», если жаждешь увеличить массовку. А еще чья-то кошка истошно орала из-под двери. Наверное, материла последними словами на своем кошачьем пришедших за хозяином «оборотней в погонах». Так, не пугаемся и за ствол хвататься не будем – увещевал я себя. Придержал лифт ногой – может не поздно свалить, а? Да че ты распереживался, как целка перед дефлорацией? Взрослый мужик. У тебя пушка. Ты ни в чем не виноват, кроме незаконного владения и хранения. Блин! Поправил сумку, подхватил помпу, бутыль и напевая: «Лайк э вё-ёрджин! Е! Лайк э верджин!» вышел в коридор.

Так и есть, пасут субчики. Даже не пасут, а тупо долбятся в пустое жилище. Один в штатском. Нет, не в форме пиндосского полицая, а в гражданской одежке. А второй по форме обряжен, даже с фуражкой. Тушите свет. Да с хера ли? Я доставляю воду и все тут. И не живу в квартире, куда они ломятся. И без понятия, зачем они это делают.

Я топал, напевая, навстречу двоим напрягшимся стражам правопорядка и даже набрался наглости спросить, где сто двадцать третья квартира. Типа я не местный и ваще дебил, раз пристаю с такими вопросами к еще менее местным. То есть под категорию ментоубийц никак не подпадаю. Ну, подумаешь, плащик черный и глазки под солнцезащитными очками бегают.

Двое ментов молча пялились на меня, судя по суровым лицам, за фасадами происходила напряженная мозговая деятельность, а я звонил соседке, ругая одного умника на все лады – не мог скакнуть в лифт и наверху заныкаться. Не сообразил, зато сейчас изображаешь доставку чистой воды на дом. Щас тебе пара Станиславских[11] вынесут вотум недоверия[12]. И хорошо, если не скрепят его свинцовой печатью в затылок.

– Кто? – полюбопытствовала соседка. Можно подумать, ей хулиганы глазок жвачкой заклеили или табуретки неделю назад для вечеринки не я ей выдавал.

– Доставка чистой воды. Вам, как клиенту месяца – помпа в подарок! – Отчеканил я, гримасами умоляя ее открыть дверь.

– Вода? Но я не… Подождите.

Лязгнул замок. Дверь приоткрылась, сколько позволила цепь, и пара карих глаз внимательно изучила ловкого манагера в черном плаще. Я улыбался и вращал глазами. Ну, давай же, милая мордашка, пусти меня скорей внутрь!

– А это кто такие? – Строго спросила соседка про маячивших на заднем фоне «держиморд околоточных». Так их, молодец!

– Понятия не имею. Они не со мной.

Соседка сняла цепочку. Я прошел, поставил бутыль и коробку с помпой. Так, щас резко закрываем дверь и берем ее в заложницы – мелькнула мысль, но я уже не успевал привести в действие свой коварный план.

– Минуточку! – заявил «штатский». – А вы не подскажете, где ваш сосед из сто двадцать первой квартиры? Он подозревается в убийстве четырех человек…

Вот те раз! Аж сумку уронил, пытаясь расстегнуть, чтобы достать из нее «накладную» – едва ремень успел придержать. Иначе бы Семенычев ПМ брякнул бы об кафель в прихожей. Блин, что же делать? «Накласть» ментам по шеям? Живые же люди, а я им кровя пущу. Как-то неудобно.

Озвучив страшное обвинение, он не дал соседке сполна насладиться немой сценой и положил мне руку на плечо. Не так, чтобы пояснить, что нравлюсь я ему сзади, а так, чтобы потенциальный преступник в моем лице почуял суровую длань правосудия. Всем своим существом. До мелкой обдриси. Чтобы мысли не возникло сопротивление оказать. Но я-то не преступник, мне-то чего бояться? Да я на прошлой неделе сильнее боялся, когда разбирали, почему план по февралю не сделал.

– Ну, пошли, что ли, артист. – Затылочным зрением «увидел», как гад расплылся в улыбочке во все тридцать два. Смотри и учись, зеленый, как я опытного киллера расколол в пять секунд.

Ага. Щас ботинки зашнурую. Сразу, как говно из штанов вытрясу.

– Что это значит? Вы кто такой? Я с вами никуда не пойду! – Истерично закричал я. В комнате проснулся ребенок.

– Спокойно! – Штатский попытался развернуть меня и ткнуть в нос ксивой. В результате сумка с пистолетом выскочила из трясущихся рук и скатилась по стопке журналов «Домашний очаг» и «Космополитен». Ну и пусть там лежит. У соседки в прихожей.

– Дураков, не выпендривайся. Пройдешь с нами, понял? – Штатский оказался весьма настойчивым. Грех было отказывать такому человеку. Против своего организма в первую очередь грех.

Дураков – это я. Не потому, что дурак редкий, а потому что фамилия моя не частая. Большинство моих контрагентов знали меня по имени-отчеству. В крайнем случае, как г-на Дурова. И вовсе я не стеснялся своих корней. До 17 века слово Дурак употреблялось как имя собственное, а не как ругательство. Так звали несмышленых детишек, чтобы их не украли бесы. Нафига бесам требовались древнерусские детишки, сейчас уже мало кто знает. А вот кривых ухмылочек моя фамилия всю дорогу вызывала немало.

– Ты кого тут дураком назвал, а? – Продолжил выпендриваться я. – Что вообще происходит? Я воду доставляю, че тут непонятно, а? Меня шеф сегодня отправил в поля, я вообще бухгалтер! Эй, да вы чего?