Дневник черной смерти

«Мой возлюбленный Алехандро!

Я молюсь за то, чтобы ты и твоя дочь встретили это утро на свободе и в безопасности. Меня же сегодня слегка подташнивает; знаю, это пройдет, хотя и не скоро.

Де Шальяк подарил Гильому замечательный нож! А вчера привезли прекрасные куски дерева, и он отдал их мальчику для вырезания. Гильом был счастлив получить все это — и вовремя; настроение у него сейчас не самое лучшее, поскольку у нас произошли кое-какие неприятные события. Его товарищ по играм, сын нашего повара, заболел оспой и со времени первых высыпаний остается дома. Поначалу я ужасно боялась за Гильома, каждый день осматривала его сверху донизу, но, слава богу, никаких признаков не обнаружила. На четвертый день во время осмотра он показал мне место на предплечье, где, по его словам, „дедушка поцарапал ему руку, чтобы он не заболел оспой“. Конечно, тебе придется объяснить мне, о чем речь, когда ты вернешься. Молюсь и надеюсь, что это произойдет скоро.

Работа над „Хирургией“ продолжается. Сегодня утром — хвала Господу, дело идет быстро — мы обсуждали изложение отцом Ги его теории относительно нечистого дыхания. Признаюсь, мой дорогой, если бы речь шла не о таком серьезном труде, я хохотала бы от души! Конечно, по возвращении ты прочтешь это место сам, но я не могу удержаться от того, чтобы не переписать несколько строк, просто для поднятия настроения; даже отец Ги смеялся, читая то, что сам написал.

„В исцелении зловонного дыхания есть два правила, одно общее, другое частное. Общее состоит в диете и очищении кишечника. Это делается с целью освобождения от жидкости, от которой исходят зловоние и загрязнение. Известно, что зловонное дыхание, отдающее запахом гнилой рыбы, дурной знак во время сильной лихорадки. И такие вещества, как жидкая овсяная каша, и все супы, и подливы, и чеснок, и лук создают дурное дыхание“.

Приезжай в Париж, со своим свежим дыханием, чтобы оно снова могло смешаться с моим собственным».

* * *

К середине следующего утра жена портного почувствовала себя плохо. В полдень она слегла, и только маленькая дочь ухаживала за ней. На следующий день, открыв дверь Алехандро и Кэт, испуганная девочка выпалила:

— Я делала все, как вы велели, но отцу и матери ничуть не лучше!

Около камина стояло ведро с водой и тряпкой. По грубым доскам деревянного пола дорожка из водяных капель тянулась к тому месту, где на соломенных тюфяках лежали родители девочки. Бубоны были явственно различимы у обоих, Алехандро не понадобилось даже прикасаться к больным.

Он оглянулся на Кэт и увидел, что она согласна с его мнением: дело плохо.

— Ты очень хорошо ухаживаешь за ними, — сказал он, поднимаясь с колен и заставив себя улыбнуться. — Ты храбрая, добрая девочка.

Кэт отвела его в сторону.

— Я слишком хорошо знаю по себе, какие испытания ожидают бедняжку, — прошептала она.

«Не позволяй мне выплевывать лекарство, — сказал он ей когда-то, тысячу лет назад. — Как бы я ни протестовал, заставь меня проглотить его».