Дневник Дельфины

Выйдя из конторы, где работала мадемуазель Пижон, я опять принялась бродить по улицам. К Бернадетте можно было поехать только после обеда — в больницу не пускают до 13 часов. А 13 часов — время начала репетиции с месье Барлофом! Час, когда я должна явиться к нему и узнать свою судьбу. Он сказал, что поговорит с директором до репетиции. Господи! Пусть он добьется, чтобы меня простили!

Все утро ничего не делать! Будто меня и вовсе нет! Я останавливалась перед витринами, но не видела ничего из выставленного там. Я дошла до Трините и вошла в храм. Там, спрятавшись в тени, я сидела довольно долго, потом вышла. На улицах оказалось много народу: полдень. Площадь, улица Шоссе-д-Антенн были запружены людьми, и я позволила себя нести этой толпе, которая думала только об обеде. Мне самой есть совершенно не хотелось.

Потом все уселись за свои столы, и улицы снова опустели. Я стояла перед зданием Оперы. Видела купола, статуи, карнизы, целый мир крыш, куда я, на свою беду, так хотела попасть. Хотела… Но теперь, когда месье Барлоф добьется прощения для меня, я буду вести себя хорошо, по-настоящему хорошо. Я никогда не нарушу ни одного правила, никогда не сделаю того, что не разрешается, и никогда не попытаюсь увидеть, что скрывается за дверями, куда вход воспрещен.

Я снова, как воровка, тайком пробралась в театр. В это время мое отделение на уроке в классе, потом будет репетиция.

В театре было пустынно, и я беспрепятственно добралась до сцены.

Месье Барлоф был там один. Он работал с магнитофоном. Он всегда работает, даже тогда, когда другие отдыхают. Он любит танцевать, он живет только ради Танца, и он прав, потому что в мире нет ничего прекраснее этого.

Я довольно долго смотрела на мэтра. Он придумывал па*, пробовал разные фигуры. Он пробовал, бросал придуманное на середине, начинал сначала…

Сцена была полутемной, горел только дежурный свет. Мэтр выглядел очень серьезным и очень счастливым, несмотря на одиночество. Он казался мне еще прекраснее, чем во время спектакля, при переполненном зале, в роскошном костюме с шелковым трико, в гриме… В Балете самое лучшее вовсе не спектакль, а сама работа над ним! Потому что уроки и репетиции будто бы погружают тебя в волшебный мир и ты словно узнаешь его тайну.

Я смотрела на мэтра, смотрела и постепенно вышла из тени и приблизилась.

Он увидел меня и остановился. Увы! Он еще не говорил с директором, только ждет его. Мне стало еще страшнее.

Но вот и директор. Месье Барлоф хотел, чтобы я присутствовала при разговоре, но я умолила его, и он отпустил меня.

Я спряталась за кулисой. На стойке для декораций было написано: «Жизель», левая сторона сцены". Я видела, как месье Барлоф разговаривает с директором. Они подошли к кулисе, остановились почти совсем рядом со мной, но меня не видели: я укрылась за полотном декорации.

И что же я услышала! Лучше бы мне умереть! Директор был непреклонен. «Надо наказать ее, нужен пример для остальных. Необходимо укрепить дисциплину в школе». Напрасно месье Барлоф говорил директору, что я ему нужна, что ему наплевать на непослушание, ничего нельзя было сделать. И все-таки мэтр сказал:

— А я хочу именно Надаль!

— Надаль, Надаль… Придется вам довольствоваться Альберти. Не скажете же вы, что не можете обойтись без какой-то ученицы!

И тут я услышала, как месье Барлоф отвечает:

— Да мне наплевать на малышку, все дело в исполнительнице!

Наплевать на малышку!

Все. Того, что я услышала, достаточно! Мне даже плакать не хотелось. Ничего больше не хотелось. Я задыхалась. Мне нужно было сейчас же уйти из Оперы.

Я в потемках пробиралась позади сцены, вокруг стояли десятки нарисованных на полотне декораций, они как бы выстроились вдоль кулисы, словно листы гигантской книги. На каждой можно было прочесть какое-нибудь прославленное название: «Фауст», левая сторона сцены", «Валькирии», левая сторона сцены", «Ромео и Джульетта», левая сторона сцены", «Лебединое озеро», левая сторона сцены"… Названия менялись, но обозначение — «левая сторона сцены» — оставалось одним и тем же. А если смотреть из зрительного зала, то это будет правая сторона. В Опере эта сторона закулисья отведена для танцовщиков, в то время, как другая — для хористов. И вот теперь я покидаю эту левую сторону сцены, где так надеялась, что сбудутся все мои мечты. Месье Барлоф, конечно, будет разочарован, увидев, что я исчезла. Но, поскольку ему все равно на меня наплевать, он, в конце концов, всему научит Жюли, и она исполнит мою роль. Какой кошмар!

Оказавшись на улице, я решила пойти навестить Бернадетту. И отправилась в больницу.

Мы ужасно разволновались обе, впервые встретившись после всех наших приключений. Было очень странно, что она — жертва несчастного случая (достаточно посмотреть на ее подвешенную на каком-то аппарате ногу!) — тем не менее, не выглядит ни печальной, ни больной. У нее полно конфет и игрушек. Ее родители очень милые.