Но к вечеру пришли вести, что ингуши под предводительством какого-то Вассан-Герея сговорились с Красной Армией, взяли у нее тачанки с пулеметами и гранаты и, окружив казачьи поселения, неожиданно на них напали, перебили почти всех мужчин, а женщин, стариков, детей, скот и все имущество увели в горы. Станицы Сунженская, Тарская и наш хутор Тарский были одновременно полностью разгромлены.
А остальным поселениям был предъявлен ультиматум о сдаче оружия и выдворении. Самое ужасное, что станицы Слепцовская и Карабахальская соседям на подмогу не пришли. Теперь каждый был за себя. Казачество обессилело от внутренней распри, кто подался за красными, кто за белыми. Поля стояли не сжатыми, огороды заросли. От осетин подмоги тоже уже никто не ждал – на казачью землю они глядели жадными глазами. Говорили, что все это придумал предсевкавказа Орджоникидзе в отместку за недавнее нападение казаков на Владикавказ.
В городе даже не все начальники знали о готовящемся погроме. Наш сапожник с женой едва спасся, допоздна отсиживался в кустах у реки далеко от станицы, не зная, что происходит, и буквально приполз вечером в город.
Только после этого начались волнения и поднялся ропот. В городе у многих осталась родня по станицам. Тогда представители Советов народных депутатов вызвали ингушских старейшин города и потребовали, чтобы те вернули взятых в плен людей и личное имущество.
На следующий день во двор семинарии ингуши начали приносить всякую дрянь: старые поломанные самовары, ржавые косы, порванные сбруи, а к полудню пригнали станичников. Из своих мы нашли только Евдокию – ее, как и некоторых других, привезли на телеге.
Она, видно, была в плену страшно изнасилована. Когда мы привели ее домой, она еле держалась на ногах, легла прямо на пол, укрылась шубой, несмотря на августовскую жару, и так, ни слова не говоря, пролежала месяц, почти ничего не ела и только пила воду. А когда начала понемногу подниматься, мы ужаснулись. Из красавицы она превратилась в страшный скелет с выпученными глазами и открытым ртом, из которого все время текла слюна. Врачи нашли, что у нее весь позвоночник изломан. Говорить она не могла, только мычала и, когда ела, давилась, не могла глотать. Промучилась еще полгода и умерла. Из большого семейства не осталось никого.
Других пленных быстро переправили кого в станицу Александровскую, кого в Минеральные Воды, Ессентуки и Нальчик.