Дневник его любовницы, или Дети лета

Публика в зале подобралась самая разношерстная. Поближе ко мне сидели люди немолодые. Так сказать, отличники. У нас в классе за первые парты всегда садились те, кто хорошо учится. Не знаю почему, наверное, им было интересно слушать учителей. Подальше от строгих начальственных глаз помещались троечники и двоечники. В зале на эти места уселись люди молодые, по виду даже не студенты, а школьники. Очень интересно. Неужели школьники читают мои исторические романы? Впрочем, почему бы и нет?

Маргарита Борисовна взяла инициативу в свои руки, коротко представила меня собравшимся. Перед многими на столах лежали мои романы, и я понял, что по окончании конференции не избежать серии второй, под названием «раздача автографов».

Когда-то этот процесс доставлял мне огромное удовольствие. Ныне, скажу честно, не доставляет.

Маргарита Борисовна предложила задавать вопросы. Слово тут же перехватил пожилой человек с орденскими планками на груди. Он спросил, как я отношусь к новым фильмам и сериалам о Великой Отечественной войне.

Я ответил так дипломатично, как только мог. Похвалил старые ленты, немножко поругал новые и осудил попытки переписать историю. Судя по реакции собеседника, я ответил правильно.

За ним слово взяла моложавая женщина, кудрявая, как болонка, благодаря неумелой химии на голове. Она спросила, знаком ли я с дамами-писательницами, и как я отношусь к женскому роману. Я замялся.

С дамами-писательницами мне приходилось встречаться на разных посиделках, вроде вручения литературной премии. Как я уже говорил, премию «Лучшая книга года» я получал трижды, два раза из них в Москве. Как правило, на такой церемонии присутствует весь литературный бомонд, поэтому, хочешь – не хочешь, а с дамами-писательницами видеться приходится.

После окончания одной такой церемонии я немного задержался, принимая поздравления от коллег, в том числе и от дам-писательниц.

Никогда не забуду одну из них, которая подошла ко мне в числе первых.

У дамы, насколько я понимаю, был имидж вечного подростка, несмотря на более чем солидный возраст. Впрочем, сорок четвертый размер одежды в какой-то мере оправдывал ее притязания на молодость. Дама была одета в маечку с изображением какой-то утки, что само по себе смотрелось дико на фоне вечерних туалетов собравшихся. Ее красно-рыжие вихры вызывающе торчали во все стороны.

Дама вцепилась мне в руку и проникновенно сказала:

– Я так за вас рада! Я сюда пришла только для того, чтобы за вас поболеть!

– Спасибо, – ответил я машинально и пожал ее узкую руку. Собрался с духом, чтобы сказать, как мне понравился последний роман этой дамы, но тут столкнулся с ней взглядом и чуть не свалился на ковровую дорожку под ноги коллег-писателей.

Ощущение было такое, словно меня под дых лягнул мустанг. Говорю образно, потому что не знаю, какое ощущение при этом обычно испытывают.

Из-под узеньких прищуренных век меня буравили взглядом колючие холодные глазки. Не знаю, с чем сравнить этот взгляд. Словно из узких армейских дотов в меня целились темные сверкающие оружейные дула. И столько скрытой ненависти было в этом взгляде, что я немедленно вспомнил: книга этой дамы номинировалась на премию вместе с моей.

Очевидно, писательница уже все рассчитала и продумала сценарий. Нацепила несерьезную маечку с уткой, приготовила смешные реплики для интервью. Дескать, возилась на кухне, жарила мужу котлеты и тут вдруг вспомнила про церемонию. Не успела переодеться, прибежала в чем была, чтобы поболеть за любимого писателя Петербургского, и вдруг – здрасти!.. В общем, обломал я даме кайф.

Дама продолжала проникновенно говорить мне приятные вещи, а я стоял, оглушенный, и в смятении думал: «Боже мой! Что же она будет говорить за моей спиной!»

После нее ко мне подходили и другие дамы-писательницы. Все они говорили комплименты, но отчего-то воздух вокруг сгустился до такой степени, что стало трудно дышать. Писательский мир завистлив. И особенно в дамской его части.

В общем, я получил такой заряд отрицательной энергетики, что весь следующий день чувствовал себя больным. Но не мог же я рассказать об этом читателям!

Поэтому на вопрос кудрявой дамы ответил сдержанно. Сказал, что лично с популярными писательницами не знаком, к хорошим дамским романам отношусь хорошо, а к плохим плохо.

Читательница на этом не успокоилась и попросила меня привести пример удачного дамского романа.

Я вздохнул, порылся в памяти и привел в пример «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. По-моему, в высшей степени достойная книга.

Читательница на этом не удовлетворилась и, кажется, собралась спросить, кого из современных российских писательниц я считаю образцом для подражания. Но Маргарита Борисовна уловила мое нежелание отвечать на этот вопрос и быстро передала слово другому человеку.

Разговаривали мы долго, часа полтора. Вопросы были разные, но не очень интересные. Я уже стал незаметно поглядывать на часы, как вдруг Маргарита Борисовна сказала:

– По-моему, пора передать слово молодежи.

Задние ряды лениво шевельнулись.