Дневник его любовницы, или Дети лета

Не знаю, какой реакции я ждал, но уж точно, не такого пофигизма. Поэтому я даже немного разозлился.

— Новогодняя елка! — ответил я с напором.

— Не кипятись, — призвал Глеб хладнокровно. — Я вижу, что раненый.

— Слава богу!

— Я не так спросил. Я хотел сказать, кто это?

Я вздохнул и снова посмотрел на незнакомца. Тот оставался в глубоком обмороке.

— Понятия не имею, — ответил я честно. И попросил:

— Осмотри его!

Глеб без дальнейших расспросов отодвинул меня в сторону. Сбежал по ступенькам, подошел к импровизированной постели, опустился на колени и раскрыл чемодан. Покопался внутри, достал упаковку одноразовых стерильных перчаток. Прежде, чем надеть их, тщательно протер руки какими-то дезинфицирующими салфетками.

— Класс! — сказал я восхищенно.

Глеб начал разматывать бинт на плече незнакомца.

— Сам перевязывал? — спросил он, оборачиваясь.

— Сам.

— Молодец, — скупо похвалил приятель.

Размотал бинты, осторожно оторвал самодельный тампон и склонился над раной.

Я в волнении зашагал по подвалу взад-вперед. Только бы не заражение, только бы не заражение!..

Глеб быстро сориентировался в ситуации. Достал из чемоданчика пару пластмассовых ампул, прочитал названия. Посмотрел на незнакомца, пробормотал что-то себе под нос и отправил одну ампулу назад. Разорвал бумажную упаковку одноразового шприца, воткнул его в оставшуюся ампулу, быстро вытянул ее содержимое. Наклонился над незнакомцем.

Я отвернулся. С детства ненавижу уколы. Вообще боюсь колющих и режущих предметов. Когда-то я уронил большие ножницы, они упали острием вниз и пригвоздили к полу мою стопу. До сих пор помню, как я стоял, глядя на покачивающиеся кольца, торчащие из моей ноги. Боли не было. Ничего не было. Был только один шок. Отец выдернул ножницы, и я свалился без сознания. Вот с тех пор я и не могу видеть ни ножниц, ни шприцев, ни ножей с острым концом. Кажется, это называется фобией.

Глеб бросил в чемоданчик шприц с остатками лекарства, содрал с рук перчатки.

— Все, — сказал он, поднимаясь с колен. — Больше ничем не могу помочь.

— Как он? — спросил я с тревогой.

Глеб оглянулся через плечо.

— Потерял много крови.

— Это я и без тебя знаю. Заражения нет?

— Понятия не имею, — ответил Глеб хладнокровно.

Я оторопел.

— Как это?..

— А так это! Как проверить? Здесь тебе не институт Склифосовского! Температура у парня повешенная, но это, скорее всего, следствие ранения. Кстати, вы что, виски пили?

Глеб указал на бутылку «Голден Лейбла», забытую мной на полу.

— Пили, — признался я стыдливо. И тут же пошел в наступление:

— А ты как думал? Безо всякого обезболивающего у человека из плеча пулю выковырять!.. Легко?

— Ты молодец, — сказал Глеб спокойно, и я моментально остыл. — Мало кто может справиться с такой задачей. Тем более вот так, без подготовки, в полевых условиях…

Он еще раз оглянулся на раненого.

— В любом случае, я тебе так скажу, — продолжал приятель. — Даже если есть заражение, то сделать уже ничего нельзя.

Он посверлил меня взглядом и веско добавил:

— Поздно. Так что, молись. Это все, что тебе остается.

— А укол? — залепетал я.

Глеб досадливо отмахнулся.

— Антон, о чем ты говоришь?! Он ранен часа три назад, не меньше! Скорее всего, даже больше! Потерял много крови, пулю выковыривали спицей…

Приятель поддел носком ботинка окровавленную металлическую иглу, валявшуюся под ногами.

— Пил виски, уж не знаю в каком количестве…

— Три стопки, — подсказал я машинально.

Глеб закатил глаза.

— Офигеть можно! Да он от одной загнуться мог!

— Но не загнулся же, — возразил я.

— Вот именно!

Глеб поднял вверх указательный палец и повторил:

— Вот именно! Если не загнулся раньше, будем надеяться, что не загнется и сейчас.

— А укол? — повторил я. — Ты ведь сделал ему укол?..

Глеб махнул ладонью.

— Фигня, — сказал он. — Слабенькое снотворное. Антисептик колоть поздно. Его в первые сорок минут вводят. Есть у меня сильное обезболивающее, но не знаю, можно ли… Вдруг у парня аллергия на препарат. Так бывает.

Он еще раз оглянулся на раненого.

Тот пребывал в прежнем положении, но мне показалось, что судорожно сведенные брови немного разошлись, а морщины на лбу разгладились.

— В общем, будем придерживаться главного медицинского принципа: не навреди, — подвел итог Глеб.

— Будем, — согласился я покорно. А что нам еще оставалось?

— Не дрейфь! — подбодрил меня приятель. — Отчего-то мне кажется, что твой… гость чрезвычайно настырно цепляется за эту несовершенную жизнь.

— Отчего-то мне тоже так кажется, — согласился я.

Глеб усмехнулся.

— Знаешь, во время практики я почти безошибочно мог определить, кто из пациентов загнется, а кто выживет. Причем, загибались иногда люди, которые были больны не так тяжело, как те, кто выживал. Все дело в характере.

Он помолчал и добавил:

— А характера твоему… гостю явно не занимать.

Повернулся к незнакомцу, несколько минут, не отрываясь, смотрел на него.

— Где-то я его видел, — сказал Глеб задумчиво.

— Ага. На стенде «Их разыскивает милиция», — мрачно предположил я.

— Нет, — отказался Глеб. — Я такие глупости не читаю. Чего зря время терять? Я видел его лицо в прессе, но не помню где…