Дневник электрофикатора

– В этом-то вся и опасность, что враги так плетут тонко свои сети, что люди, которые попадают туда, даже не замечают, что они работают на врага. Поэтому я вас и прошу, что бы говорили вы всю правду, ибо каждая пусть даже незначительный факт, даст нам ту нить, за которую мы распутаем весь заговор.

Вам понятно, почему мы хотим, что бы вы говорили правду.

– Понятно, – сказал я, ибо был уверен, что моя правда не могла принести стране никаких неприятностей.

После того, как он записал мои анкетные данные, он спросил:

– А теперь расскажите, какую деятельность против страны вы вели, работая в электромеханическом цехе?

– Никакой деятельности враждебной я не вел, наоборот, я трудился там хорошо, всегда выполнял там норму, меня избрали там редактором газеты.

– Это нам всё известно, а вы лучше расскажите, что вы делали в ресторане 27 января 1932 года, где собрались заговорщики и вредители народного хозяйства и о чем вы там говорили?

– Меня туда просто пригласили.

– Кто пригласил?

– Даже не припомню.

– А вы припоминайте. Учтите, если вы скрываете участников заговора, то мы машинально становитесь соучастником преступления.

У меня по спине побежал холодный пот, ибо я хотел сказать, кто же мне тогда предложил пойти, но я ничего не мог вспомнить, а мне очень не хотелось становиться врагом Советской власти, каковым я являюсь сейчас в прищуренных колючих глазах этого следователя.

– Честное слово, не могу вспомнить. Может даже мне прислали открытку.

– Где она?

– Я ж говорю, что не знаю точно… – всё больше путался я в своих ответах, а эти глаза смотрели на меня так требовательно.

– Хорошо. Посидите там, потом вспомните. А теперь скажите, о чем там говорили?

– Это было так давно, что я уже не помню.

– Врешь, подлец. Ты вздумал со мной играть, Так учти, это тебе так просто не пройдет, – его глаза зло блеснули. – Твое молчание, тебе же вредит, учти это.

– Ну, сначала выступил наш директор.

– Что он говорил?

– Говорил о том, что как хорошо мы поработали в этой пятилетке. Говорил, о новых задачах.

– Что он имел в виду, когда он говорил, о том, что хорошо поработали в этой пятилетке?

– Не знаю.

– Не ври.

– Может то имел в виду, что мы выпустили много продукции, справились с планом.

– Врешь, подлец. Он совсем другое имел в виду. Он говорил об ущербе, который нанесли стране, и который еще принесете. Зачем ты поехал в Запорожье? Это они тебя послали туда с заданием?

– Нет, я сам поехал, захотел строить новую линию.

– Врешь.

– Нет, честное слово, никто меня не посылал.

– Ты от нас не отвертишься, у меня есть показания твоих соучастников,– он схватил какие-то бумаги и потряс у меня перед лицом.– Но, если ты их покрываешь, то они выдали тебя с потрохами. Ух, какая ты гнида, да тебе же за это вышка светит.

– За что? – совсем уже перепугано спросил следователя.

– За то, что греблю Днепрогес хотели взорвать. – Если б рядом разорвалась бомба, этот взрыв бы меня менее шокировал, чем такое известие.

Мне хотелось сначала рассмеяться в его лицо, затем меня ужас пронзил от чудовищного обвинения. Я молчал.

– Что молчишь. Испугался, что тебя разоблачили? Давай, выкладывай все планы. Признание смягчит твой приговор.

– Но я ничего не знаю.

– Ах, ты сволочь! – услышал я крик, потом удар, еще удар.

Очнулся я в камере. Надо мной сидел Иван.

Иван вытирал мое лицо, смоченным полотенцем, а Карл преподнес мне кружку воды. После того как я пришел немного в себя, меня стали расспрашивать чего же следователи добивались от меня. Я им рассказал о том, как допрашивал меня следователь, и в чем меня обвиняли. Когда же я сказал, что меня хотят обвинить в заговоре, который своей целью взорвать греблю Днепрогеса, то всех это до крайности возмутила наглая фальсификация НКВД. Правда, на это реагировали арестованные по-разному. Бывший дворянин Лодочников был до глубины души поражен такой нечестной игрой органов власти, такого цинизма он ранее никогда не встречал. А вот инженер Рокотов уверял, что партия здесь невиновна, этим занимается группа отщепенцев, которые хотят дискредитировать Советскую власть. Об этом надо писать в ЦК партии, самому товарищу Сталину, что бы он разобрался с этими подонками. Но его осадил Иван Филипченко.

– Что вы Иван Степанович, расписываетесь о Сталине, ибо все он прекрасно знает, и сам он санкционирует такие расправы.

– Я запрещаю вам так говорить. Это недостойно советского человека и коммуниста.