День начался как обычно — проводила М. А. в Театр. Потом зашла за ним. Он сегодня не гримировался, как другие, потому что не готовы наклейки для него.
На репетиции он узнал, что сегодня, в первый раз после длительного перерыва, репетировали «Мольера», сцену в соборе.
Говорит, что принял это известие равнодушно. Не верит, что пьеса выйдет когда-нибудь.
Несколько дней назад у Станиславского было совещание по поводу «Мольера». У М. А. осталось самое безотрадное впечатление. Смотрели макеты. Старик не доволен ульяновской работой, а Ульянов тяжко болен — лежит. Решили, что будут подправлять под его диктовку кое-что — Гремиславский и его помощница Елена Давыдовна. Актеров из «Мольера» рвут, хотят забрать и последнее, что дали в пьесу. (Когда М. А. огорчался, что дают слабых актеров, К. С. его утешал, говоря, что «вот и хороший купец, когда ягоду продает, сверху положит крупную на лоток, а сам старается подсунуть из-под низа гнилую покупателю…»).
Тем не менее, постановили репетиции начинать, как только выпустят «Пиквика».
Самое странное, говорит М. А., что Станиславский хотел на роль кардинала назначить Ершова — из-за его внешности, роста.
Вчера (или позавчера, не помню) было созвано собрание актеров с Судаковым и Станиславским. М. А. не пошел. Ему рассказывали потом, что Илья разразился укоризнами по поводу того, что актеры раньше времени съедают закуску, которую подают в «Мертвых душах»…
— Если бы это был еще восемнадцатый год, тогда!..
Тут попросила слова выжившая из ума Халютина и произнесла следующее:
— Да как же им не есть, когда они голодные!
— Никаких голодных сейчас нет! Но если даже актеры и голодные, то нельзя же реквизит есть!
К вечеру звонок Катинова, приглашает вместе с ним и Загорским М. А. ехать к Дикому на совещание по поводу «Ревизора». М. А. отказался по нездоровью. Тогда звонок Дикого — он тоже нездоров. Поладили на том, что встретятся, когда выздоровеют.
А приедут к нам сегодня Загорский и Катинов. Вот и жду их.
Они были: Загорский, Катинов и третий, неизвестный, отрекомендовавшийся: Абрам Львович… (фамилию не расслышали), — маленький военный с красными петлицами и с револьвером. М. А. читал черновик (первый) «Ревизора». За ужином критиковали. Загорский и Абрам Львович говорили, что действие надо вынести больше за пределы павильона и сократить словесную часть. Катинов произнес речь, наполненную цитатами, но абсолютно беспредметную. Угощала их рябиновой водкой, икрой, яичницей, закусками.
Днем были у В. В. Вересаева. М. А. пошел туда с предложением писать вместе с В. В. пьесу о Пушкине, то есть чтобы В. В. подбирал материал, а М. А. писал.
Мария Гермогеновна встретила это сразу восторженно. Старик был очень тронут, несколько раз пробежался по своему уютному кабинету, потом обнял М. А.
В. В. зажегся, начал говорить о Пушкине, о двойственности его, о том, что Наталья Николаевна была вовсе не пустышка, а несчастная женщина.
Сначала В. В. был ошеломлен — что М. А. решил пьесу писать без Пушкина (иначе будет вульгарной) — но, подумав, согласился.
Пришли домой — письмо с фабрики, требуют поправок к «Мертвым душам» — какая мука.
М. А. диктует второй вариант сценария («Ревизор»).
Сегодня купили рояль.
В Театре, оказывается, думали ставить (и кажется, уже репетировали) «Привидения». Но потом, как сказала Оля, «им посоветовали воздержаться от постановки». Так что Ольга Леонардовна лишилась роли, это было, конечно, для нее задумано.
Обойщики, столяры — делают полки для книг.
Сегодня дописала под диктовку М. А. сценарий «Ревизора».
М. А. созвонился с Андреем Андреевичем по поводу свидания с доктором Берг. М. А. решил лечиться гипнозом от своих страхов.
Сегодня 36-летний юбилей МХАТа. Оля получила «Чайку».
В квартире — хаос, работают маляры.
Сегодня я была на генеральной «Пиквика». Должны были быть оба старика. Но у Станиславского поднялась температура, тогда и Немирович не поехал.
Публика принимала реплики М. А. (он судью играет) смехом. Качалов, Кторов, Попова и другие мне говорили, что он играет, как профессиональный актер.
Костюм — красная мантия, белый завитой длинный парик. В антракте после он мне рассказал, что ужасно переволновался — упала табуретка, которую он смахнул, усаживаясь, своей мантией. Ему пришлось начать сцену, вися на локтях, на кафедре. А потом ему помогли — подняли табуретку.
Вечером сидели среди нашего безобразия. М. А. диктовал мне роман — сцену в кабаре. Сергей тут же спал на нашей тахте.
Звонок телефонный — Оля. Длинный разговор. В конце: