Дневник фокса Микки. Повести, сказки, стихи (с иллюстрациями Двоскиной Е.)

Пока не забыл, надо записать вчерашний сон: будто все мы, я и остальное семейство, едем на юг, в Канн. Бог с ним, с зимним Парижем! И будто Зина с мамой ушли в закусочный вагон завтракать… Папа заснул (он всегда в поезде спит), и так горько мне стало!.. Почему меня не взяли с собой? А из саквояжа будто кто-то противным кошачьим голосом мяукнул: «Потому что собак в вагон-ресторан не пускают. Кошек всюду пускают, а собак, ах, оставьте!»

И я рассвирепел, в саквояж зубами вцепился и… проснулся.

* * *

Перелистывал свои странички. А вдруг бы их кто-нибудь напечатал?! С моим портретом и ав-то-гра-фом?!.

Попала бы моя книжка в лапки какой-нибудь девочке в зелёном платьице… Села бы она у камина с моим сочинением, читала бы, перелистывала бы и улыбалась. И в каждом доме, где только есть маленькие ножки с бантиками и без бантиков, знали бы моё имя: Микки!

Зина спит, часы тикают. Консьержка храпит — о! — я и через пол слышу…

До свидания, тетрадка, до свидания, лето, до свидания, дети, мальчики и девочки, папы и мамы, дедушки и бабушки… Хотел заплакать, а вместо того чихнул.

Ставлю большую, большую точку Гав! Опять меня блоха укусила!.. В такую трогательную минуту…

Кровопийца собачья!..

Всеобщий детский друг, скромный и сонный фокс Микки

Красный камешек

Дача стояла у леса. Жоржик скоро-скоро позавтракал и побежал к грядкам. Вчера он с дворником посадил горох — надо было посмотреть, не вылез ли он уже. Но на грядках ещё ничего не было. Жоржик поковырял палочкой землю, вынул одну горошину и опять зарыл её.

Потом он подошёл к забору и стал смотреть в лес: за кустами качались ёлки, в канавке блестела вода, под можжевельником важно гуляли две вороны и о чём-то разговаривали.

«Пойду в лес, — подумал Жоржик. — Только немножко, вон до той берёзки…»

Подумал и пошёл. В старом заборе одна доска совсем отвалилась, пролезть сквозь дырку было нетрудно: сначала одну ногу, потом голову, потом другую ногу — вот и в лесу!

По дороге к берёзке Жоржик два раза обернулся: «Вон она, наша дача… Красная крыша, огро-омная, и голубь на крыше сидит…» Дырку в заборе тоже было видно.

Дошёл мальчик до берёзки и сел отдохнуть. «Минуточку посижу и — домой. Здравствуй, букашка! Зачем по моей коленке ползёшь?»

Он снял букашку, посадил её на мох и сказал:

— Сиди тут, а то заблудишься!

Посмотрел Жоржик кругом: ёлочки скрипят («Верно, у них в середине такие пищалки, как у моего зайца», — подумал он), мурашки с дровами один за другим куда-то бегут, как живая чёрная ниточка; папоротники кланяются; вверху тучки — одна на Жоржина дворника похожа: с белой бородой и трубка во рту. Светло и совсем не страшно…

— Ах, какая беда! — запищал вдруг кто-то в лесу.

Жоржик испугался и вскочил:

— Какая беда? Кто меня пугает?

— Эй! Помоги-ка мне, милый! — опять сказал кто-то за кустом.

Жоржик хотел было заплакать и пуститься во весь дух домой, но потом ему стало стыдно. Голосок был тоненький и жалобный, как у Амишки, когда ей хвост прищемят. Чего же пугаться? Он ведь большой… Может быть, это девочка с соседней дачи заблудилась — надо взять её за руку и привести домой.

— Кто там хнычет? — храбро спросил Жоржик.

— Это я, ста-руш-ка… Поди-ка, мальчик, сюда!

— Да где же вы? — спросил Жоржик и посмотрел кругом. Старушки нигде не было.

— Здесь, за канавкой! Вот так, левее!

Жоржик подошёл к канавке и перебрался по сломанной ёлке на другую сторону. На кочке лежала маленькая старушка в синей кацавейке. Ноги её попали в болото, и она никак не могла их вытащить: дёргается, дёргается, а ноги всё глубже в болото уходят. Совсем как муха на блюдечке с вареньем.

Жоржику стало смешно, но он удержался: рассердится ещё старушка — может, она волшебница какая-нибудь?

— Бабушка, — сказал он, — давай руку, я тебя вытащу!

— Где тебе! Руки-то коротеньки, да и силы у тебя, чай, как у таракана. Гляди-ка! Вон там под берёзой моя котомка. Достань-ка из неё верёвку… Один конец привяжи к берёзе, а другой брось мне. Так, молодец… Ну-ка, у-ух!

Старушка крякнула, ухватилась за верёвку, захрипела, покраснела и вытащила ноги из болота. Обчистилась на кочке, отряхнулась и говорит Жоржику:

— Спасибо, огурчик! Эх, ножки-то какие у тебя кругленькие! Что ж тебе подарить за то, что ты меня вытащил?

Жоржик задумался.

— Верблюда подари. Ма-аленького!

— Хэ-хэ! Верблюда… Чудак-мальчик… Где я тебе верблюда возьму? Да и тесно ему, чай, у тебя будет — все грядки перетопчет… Постой-ка! — сказала старуха. Она положила руку к уху и посмотрела вверх.

— Куда ты, бабушка, смотришь? — спросил Жоржик.

— Вороны кричат, чтобы я уходила отсюда. Они тут под берёзой косточку зарыли, а мы им мешаем достать её… Ладно, сейчас уйдём!

— Вот тебе на! — закричал Жоржик. — Как же ты знаешь, что это они про косточку?

— Знаю, хэ-хэ… Видишь, дружок? — Старушка вынула из уха маленький красный камешек и показала Жоржику. — Штучка небольшая, а в ней всё дело. Вставил в ухо — и всё тебе понятно: как вороны разговаривают, как коровы, как разные букашки…

— Правда?! И как слон говорит, тоже понятно?