Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте, 1942–1945

В изобилии были вишни, абрикосы и персики. Однако в близлежащей деревне Гостагаевской[55] вишен не было. Там была расквартирована 1./JG52, в которой служил мой друг Герберт Дейнерт. Однажды он попросил, чтобы я приехал к нему и привез немного вишен. По удачному совпадению я на следующий день получил новую машину. Я обратился к гауптману Кюхле дать разрешение совершить на этом Me один из необходимых испытательных полетов в Гостагаевскую. Моя просьба была удовлетворена.

В обшем-то этот эпизод не особенно достоин упоминания, если бы он не завершился посадкой «на живот» на этом новом «сто девятом». Я загрузил в багажный отсек ящик из-под боеприпасов, полный вишен, и радостный вылетел в Гостагаевскую. По прибытии туда я пролетел на такой малой высоте, что «восхищенный» командир группы, майор Визе[56], был близок к тому, чтобы отдать меня в ведение военного трибунала за нарушение параграфа 92[57].

Пронесшись над летным полем, я начал рискованный энергичный разворот для захода на посадку. Все прошло хорошо и гладко. Однако около самой земли я обнаружил, что машина стала «проваливаться». И тут же лопасти пропеллера замолотили по траве. В тот же самый момент мне стало ясно, что я забыл выпустить шасси.

Тем, кто поспешно прибыл мне на помощь, я объяснил, что, несмотря на все мои усилия, шасси отказывались выходить, и, таким образом, я был вынужден сесть «на живот». На вопрос, почему же я не полетел на свой собственный аэродром в Анапе и не совершил там аварийную посадку, я, запинаясь, ответил, что возвращался из боевого вылета и у меня было мало топлива.

К счастью, никто не обнаружил вишен, иначе у меня были бы неприятности. Позднее, когда толпа рассеялась, я достал свой груз и вручил его Герберту. Должно быть, я выглядел довольно глупо, потому что Герберт хохотал от души.

Я вернулся в Анапу на автомобиле. Гауптман Кюхле уже узнал о случившемся по телефону и приказал, чтобы я прибыл к нему с рапортом. На «допросе» я решил не скрывать правду и сказал: «Герр гауптман, я забыл выпустить шасси. Машина получила 9 процентов повреждений и может быть отремонтирована. Вся ответственность за аварию только на мне».

Кюхле несколько секунд смотрел на меня, а затем произнес: «Пусть это послужит вам предупреждением! Вопрос закрыт».

И действительно, эти слова возымели больший эффект, нежели любое наказание. С того времени я никогда больше не допускал аварий из-за своей ошибки.

Дела пошли немного по-другому после моего несостоявшегося «вознесения на небеса». По совету фельдфебеля Хейнца Захсенберга, имевшего прозвище Нытик, я оставил в кассе офицерской столовой 200 марок с инструкцией, что их надо будет потратить на покупку спиртного, если я не вернусь из полета, чтобы моя душа могла отправиться на небеса, как положено летчику-истребителю. Да, традиции строго соблюдались! Поскольку Хейнц неоднократно заявлял, что я продержусь недолго, то я, чтобы досадить ему, увеличил этот фонд до 250 марок. Фактически Хейнц мог оказаться прав, если бы мне еще раз неправдоподобно не повезло.

В ходе воздушного боя около Крымской меня в первый раз смогла подбить одна из «Аэрокобр». Русский приближался ко мне точно спереди. Я очень не любил этого, потому что, с одной стороны, «сто девятый» было легко повредить спереди, а с другой стороны, обзор был чрезвычайно затруднен сверкавшими вражескими пушками. На сей раз не было никакой возможности избежать этого, поскольку позади меня также был самолет противника.

Так что я нажал на кнопки спуска и начал стрелять из всего, что у меня было. За несколько мгновений до того, как мы должны были столкнуться, русский внезапно пошел вверх. В тот же самый момент раздался удар, и лобовое стекло моей кабины залило масло.

Вражеский самолет все еще был позади меня. Я перевернул свой самолет на спину и потянул ручку управления на себя. Это был успешный маневр, но я понятия не имел, где я был и в каком направлении летел. Стрелка компаса еще не стабилизировалась, а я не мог видеть землю. Если русский все еще был позади меня, то до небес было недалеко. Я открыл боковую створку фонаря, чтобы сориентироваться, и увидел трассеры, летевшие назад и вверх, и понял, что нахожусь над линией фронта. У меня больше не было выбора, поскольку лобовое стекло теперь было полностью покрыто толстым слоем масла, самолет был явно никуда не годен, и его трясло настолько сильно, что я едва мог удерживать его под контролем. Поэтому я не стал медлить и направил свой «Мессершмит» вниз в виноградник. Это была моя посадка «на живот» номер три.

Мне повезло, что привязные ремни были затянуты, потому что машина взбрыкивала и подпрыгивала, словно взбесилась. Наконец это неистовое движение прекратилось, но не прежде, чем я несколько раз ударился головой о свой прицел. Я быстро выбрался наружу и осмотрелся вокруг. Я действительно был на немецкой территории? Да, я должен был быть на ней, по крайней мере, согласно отметкам на карте.

Затем появилось полдюжины немецких солдат, которые помогли мне сбить огонь в моторном отсеке.