Но тем временем двое русских зашли к нам сзади и открыли огонь, хотя все еще были слишком далеко, чтобы попасть в нас. Однако они заставили нас развернуться. К первым двум присоединилось еще большое число русских истребителей, и поскольку они пикировали сверху с высокой скоростью, то быстро приближались. В результате у нас не осталось никакого выбора, кроме как отдать ручку управления от себя и по спирали уйти вниз.
Я быстро связался с Эвальдом и сообщил ему свои намерения. Эвальд все еще держался за мной. Мы спикировали сквозь рой самолетов и снижались, пока не оказались на уровне земли. Затем мы выровняли самолеты и начали набор высоты в северном направлении. Я решил повторить атаку, как только мы наберем достаточную высоту. Предпринять рискованную атаку снизу было невозможно. Я мог бы пойти на это, если бы был один, но я отвечал за своего ведомого и не мог рисковать его жизнью.
На втором заходе я увидел, что русские бомбардировщики не сумели достичь своей цели. Они повернули и сбросили бомбы в воду прежде, чем добрались до побережья и немецких позиций. Это случалось не очень часто. Обычно Ил-2 летели к своей назначенной цели и сбрасывали бомбы, даже если самолеты уже горели. Но на сей раз я видел взрывавшиеся в воде бомбы и исчезавшие вдали самолеты. Не было никакого смысла преследовать их.
Но русские истребители не могли выйти из боя. Они продолжали кружить, чтобы избежать атаки сверху. Я приближался на максимальной скорости. Один из них, загоревшись, упал с неба, и раздался крик: «Abschuss!» Я мог доложить лишь, что это вражеский истребитель. Я спикировал сквозь роящиеся машины, далеко внизу выровнял свой самолет и поднялся обратно к сражавшимся, вероятно, на скорости 700 км/ч.
Очевидно, русский, которого я атаковал, смотрел только вверх. Он не замечал меня вообще, в то время как я несся к нему. К сожалению, я повторил типичную ошибку новичка и открыл огонь с 250 метров. Я добился нескольких попаданий, но ничего более серьезного. Русский бросил свою машину в сторону, и я проскочил мимо него.
Я немедленно переключил свое внимание на следующий самолет. Он пикировал сверху и немедленно начал стрелять. Это была машина со звездообразным двигателем. Я заложил крутой вираж и опустил нос самолета вниз, чтобы снаряды, предназначавшиеся мне, прошли сверху над кабиной. Затем я оказался за третьим самолетом, который набирал высоту в восточном направлении, оставляя позади шлейф черного дыма. Когда я был уже готов открыть огонь, вражеский пилот оглянулся назад. Он вошел в крутой разворот, за обеими законцовками его крыльев потянулись конденсационные следы. Этот парень был опытным пилотом.
Бросив быстрый взгляд наверх, чтобы убедиться, что там нет другого самолета, я немедленно начал «иммельман». Русский спикировал далеко вниз и разворачивался подо мной, пытаясь уйти на восток. Я приказал Эвальду, чтобы он оставался наверху и держал мой хвост чистым. В ходе следующей атаки русский наблюдал за тем, как я приближаюсь. Но он летел спокойно в восточном направлении, пока я не оказался на дистанции огня. Тогда он резко развернулся в моем направлении. Я ушел в сторону и приказал Эвальду снижаться.
Эвальд атаковал, но русский уклонился от него. Вместо востока он теперь летел на запад, в направлении Крыма. Он мчался на высоте 200 метров и продолжал снижаться еще больше. Русский шел на бреющем полете, Эвальд почти в 600 метрах позади него, а я приблизительно на 1000 метров выше.
Прежде чем вражеский самолет достиг побережья, к которому он приближался, Эвальд по моему приказу ушел вверх. К этому времени я уже летел над поверхностью воды вслед за русским, и, как и ожидалось, вражеский пилот снова начал разворот. Но я развернулся вслед за ним настолько круто, что у меня потемнело в глазах, а весь самолет задрожал. Однако я остался у него на хвосте.
Началась потрясающая гонка на виражах. Должно быть, русский был настоящим экспертом. Он просто не позволял мне сделать ни одного выстрела, даже притом, что я был всего лишь в 30 метрах позади него. Мы выполняли один полный разворот за другим, в то время как Эвальд регулярно сообщал мне, что он в 300 метрах выше и прикрывает меня.
Каждый раз, когда я пролетал над побережьем, русские зенитки открывали огонь, но ни одного из нас это не волновало. Вражеский летчик ничего не мог сделать, но продолжал виражи, и я предпочел бы быть сбитым зенитной артиллерией, чем отвернуть. Я ожесточенно вцепился в него, но понимал, что не смогу приблизиться к нему подобным образом. Я должен был попробовать другой способ.
Я поднялся на 100 метров, перевернул свой самолет на спину и атаковал русского на крутом развороте со снижением. Этот маневр настолько озадачил его, что он совершил необдуманный поступок: спикировал вниз и тем самым дал мне шанс открыть огонь и добиться первых попаданий. Затем он снова отвернул, в то время как я с трудом выровнял свою машину, прежде чем она ударилась о воду.