Дневник грабителя

Я достаю две сигареты, одну протягиваю Олли. Он берет ее без слов.

— …а потом Олли вдруг добавляет: только в том случае, если выиграю я и мы займемся с тобой сексом, пообещай, что не позвонишь и не расскажешь обо всем копам. И знаешь, что я подумала? Не буду я платить ему десять фунтов. И тогда мы оба рассмеялись. Правда, Олли?

Очень смешная история, думаю я. Настолько смешная, что я подыхаю со скуки.

— Правда ведь, Олли?

— Угу, — говорит Олли, который пребывает примерно в таком настроении, как и я.

Дурацкому рассказу Белинды я ничуть не удивляюсь. Олли постоянно ведет себя так по-идиотски, хотя в данном случае на идиотку больше тянет Белинда. А вообще-то мне глубоко наплевать на то, как они там познакомились. Даже если я узнал бы сейчас, что он вынес ее из горящего дома, или что выгреб из-под кучи трупов, или что повстречал где-нибудь в космосе, меня все это ничуть не тронуло бы. Мне все равно.

А знаете почему она так сильно захотела рассказать мне историю их знакомства?

Потому что я вот уже больше месяца не виделся с Мэл, и Белинде об этом известно. Не спрашивайте откуда — у женщин на подобные вещи нюх. Изголодавшихся по сексу парней они нутром чуют и начинают нещадно над ними измываться. Если сейчас эта вертихвостка начнет крутить сиськами, покусывать Олли за ухо и попросит напомнить ей сделать ему минет, когда они вернутся домой (не потому что ей этого смертельно хочется, а просто чтобы подразнить меня), я ничуть не удивлюсь.

— Олли? — щебечет Белинда. — Расскажи Бексу, о чем мы с тобой разговаривали в нашу первую ночь.

— Не надо, — прошу я Олли. — Я ничего не хочу об этом знать.

— Ладно, не буду, мистер Дурное Настроение, — поспешно отвечает Олли.

В данной ситуации я искренне ему сочувствую. Он сидит между мной и Белиндой как меж двух огней. Я его кореш, мы знакомы черт знает сколько лет, она — подружка, с которой они встречаются три недели.

Он не хочет говорить ничего такого, что может обидеть меня, но и с Белиндой не желает портить отношения — боится, что она запретит ему прикасаться к своим сиськам. У него один выход: сидеть и помалкивать, смотреть в окно на дождь, пока мы не приедем на место.

— Так ты получил червонец? — спрашиваю я.

— Что?

— В ту ночь ты выиграл червонец?

— Нет. В том-то все и дело.

Мы останавливаемся у намеченного дома, и Олли говорит своей пташке оставаться в фургоне, но она не соглашается.

— Думаешь, я ехала сюда, чтобы… и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное…

В конце концов мы соглашаемся взять ее с собой в качестве наблюдателя за окружающей обстановкой: пробираемся в дом, подаем ей сигнал, и она присоединяется к нам, выбегая из дождя.

Ее восторг не знает границ. Ей все хочется обследовать, ничего не пропустить. Белинда роется во всех выдвижных ящиках, хватает и вертит в руках любую дребедень, беспрестанно хихикая. Вся ее природная шумная женская сущность выплескивается в эти моменты наружу, и нам становится не по себе. Мы как обычно выбираем, что украсть, она же просто хочет увидеть все, что тут есть, а это, скажу я вам, более страшное явление, чем честный старомодный грабеж.

— Можно мне взять вот это? — спрашивает Белинда, доставая откуда-то миниатюрную ветряную мельницу из фарфора.

— Бери, она ведь не моя, — отвечаю я.

— Ой! Посмотрите! Вы только взгляните на эту прелесть! — визжит она, снимая со стены картинку с изображением реки. — Можно я и ее возьму?

— Послушай, не набирай слишком много хлама, а то будешь не в состоянии отнести в фургон что-нибудь стоящее, — говорю я, поворачиваясь к Олли. Этот придурок занят выливанием себе в рот содержимого маленьких бутылочек из мини-бара. — А вообще-то делай что хочешь, — говорю я, глядя опять на Белинду. — Сходи наверх, посмотри, что там есть. Только не задерживайся. Через несколько минут нам надо отсюда сваливать.

— Только не вздумай примерять какие-нибудь шмотки! — кричит вслед шмыгающей к лестнице Белинде Олли, который наконец-то оторвался от своего тупого занятия.

— Не ори так громко, — говорю я.

Я составляю телевизор, видак, стереосистему и все остальное у доходящего до пола двустворчатого окна, подвожу фургон ближе к дому и иду сказать Олли, чтобы помог грузить вещи. Но он исчез. Я быстро осматриваю кухню, столовую и решаю, что этот болван поднялся наверх к своей Белинде. В нескольких комнатах на втором этаже, которые я осматриваю в первую очередь, их нет. До меня вдруг доносятся какие-то звуки из спальни хозяев, и я мгновенно понимаю, что происходит. Я вспоминаю, как эта сучка вела себя внизу — из кожи вон лезла, разыгрывая перед нами шалунью, — и ругаю себя, что сразу не догадался, в каком она настроении. Я подхожу к спальне и распахиваю дверь. Белинда стоит, согнувшись над кроватью, брюк на ней нет. Олли трахает ее сзади.

Она поворачивает голову и смотрит на меня.

— Входи, присоединяйся к нам.

— Эй, подожди-ка… — начинает протестовать Олли, но в этом нет необходимости.