Читаем Дневник графомана полностью

 В СМИ сообщение: ночью в Домодедове упал до полосы Ту-204, летел из Хургады без пассажиров, 8 человек на борту, все живы, двое в тяжелом состоянии. Не долетели один километр до полосы, приземлились на лес где-то в районе поста ГАИ. Значит, заходили на 14R.  Крыло оторвало… но крепко  железо российское.

 Видимость была где-то 300 м, туман. Подозреваю подныривание и уклонение влево, в сторону огней на большой дороге, примерно, как в Самаре. Опыт подсказывает, что тут не матчасть виновата, а люди. Но причину узнаем попозже… когда схлынет волна первых впечатлений и утихнет резонанс. Авиакомпания ульяновская, «Авиастар Ту», что ли.



Апрель

 2.04. Пятница. +5.

 На Либ ру я как-то быстренько переместился по популярности с восьмого на седьмое место; дней через пять-семь обгоню Юрия Лозу с его «Культур-мультур» и выйду на шестое место. Я как-то уже привык каждый день проверять, каков же темп моего взлета к вершинам популярности на этом сайте. Как всегда: на безрыбье…

 Зачем это мне? Да все внутри себя утверждаюсь. 


 Надыбал тут на Авиа ру отзыв трехлетней давности  на мои «Откровения»:


        «Феномен Ершова» (а это действительно феномен как в русской литературе, так и в русской авиации) вовсе не в том, что он доступно рассказывает что-то невидимое и неизвестное обывателю, и не в том, что приобщает к небу.


        Феномен Ершова – это умение вести разговор с читателем и с человеком. Пусть тот критик, который сравнил уровень Ершова с уровнем Донцовой, пойдёт и повесится с досады в туалете – он проспал писателя уровня Шукшина. В истории литературы таких людей единицы. Пусть в текстах хватает шероховатостей, пусть ещё не отточен до конца собственный стиль – всё это подлинного таланта заслонить не может.


        Почему книги Ершова захватывают так же, как в детстве захватывал Сент-Экс? Да потому что он ведёт разговор с ТОБОЙ. С каждым отдельно взятым человеком. Книга написана человеком, о людях и для человека. Она не о небе и не о профессии – она суть квинтэссенция ЧУВСТВ, порождаемых небом в профессионале. Это не мемуары, это – произведение искусства, хотите вы того или нет, и хоть те же Галлай, Гарнаев и другие авиаторы, возможно, и сильнее в силу ряда причин как пилоты – а говорить с читателем им не дано. Потому как у Ершова сложилось всё: талант, интеллигентность души(!), профессионализм (и даже не зная его лично, можно с уверенностью сказать, что человек этот – профессионал своего дела, потому как никто другой так про своё дело, вернее, отношение к своему делу, не напишет).


       P.S. «Реверсы» и прочие из-за узости собственного кругозора – слона и не приметили. Не про вас и не для вас эта книга, ребята. Тут в основе большая ДУША лежит, и отклик она находит в другой ДУШЕ. А у вас там, в том месте, видно, мелковато.


 Ну, насчет сравнения с уровнем Шукшина человек явно перегнул.


 И еще отзыв, ученика об учителе:


Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное