Дневник грешницы

Анна, прислушиваясь к его спокойному голосу, отдававшему приказания в полной уверенности, что они будут безукоризненно выполнены, вертела в руках книгу. Тот самый том Свода законов, где говорилось о разводе. Она все собиралась вернуть ее на место до возвращения графа, но не успела; зато теперь книга служила ей предлогом для того, чтобы находиться здесь.

Отпустив управляющего, граф встал из-за стола и подошел к Анне.

– Я так благодарен вам за заботы о Мите, – ласково произнес он, беря ее руку и поднося к губам.

Анна выронила книгу. Та с глухим стуком ударилась об устилавший весь кабинет турецкий ковер. Ни он, ни она этого не заметили.

Граф не торопился отпускать ее руку, а она вовсе не собиралась ее отнимать.

Не удержавшись, она подняла другую руку и трепещущими пальчиками провела по его густым, светлым, как солнечное пламя, волосам.

Как ни легко, почти невесомо было это прикосновение, он почувствовал его, поднял голову и глянул на нее затуманенными глазами.

– Анна… Неужели вы…

– Да, да, Алексей! – шептала она, задыхаясь от волнения. – Да! Я люблю вас!..

И вдруг он отпрянул от нее.

Отступил на шаг. Провел перед лицом своей совершенной вылепки рукой, словно прогоняя бредовые, на миг затуманившие разум видения.

Анна, закусив губу, моляще протянула к нему руки. Он отрицательно качнул головой и отступил еще дальше.

– Уходите, – не своим, четким и спокойным, а хриплым и глухим, словно мгновенно севшим, голосом приказал он. – Оставьте меня. Я слишком… слишком дорожу вами, чтобы погубить!

Но, вместо того чтобы дожидаться ее ухода, он круто повернулся и ушел сам.

Анна без сил опустилась на ковер.

* * *

Если бы Анна Строганова была настоящей трепетной героиней романа, она так и осталась бы сидеть на полу, переживая услышанное, можно сказать, вынужденное признание графа. После чего, обливаясь слезами, вернулась в свою комнату и там, проведя в размышлениях бессонную ночь, приняла бы одно из тех решений, о которых писала в своем последнем письме к Жюли: уехала бы куда глаза глядят, ушла бы в монастырь или бросилась с обрыва в озеро.

Но в ней, в этой изнеженной светской барышне, проснулась кровь ее новгородских предков, которые с рогатиной ходили на медведя, в берестяных челнах доплывали до скандинавских берегов и целыми ковшами пили медовую брагу без малейшего вреда для здоровья.

Она вытерла слезы и решительно встала. Подошла к окну, откинула тяжелую гардину – и вовремя.

По темной, скупо освещенной аллее к воротам легкой тенью пронесся всадник.

В лунном свете сверкнули серебром его волосы. Огромный вороной конь двигался бесшумной иноходью, словно летящая глыба мрака; очарованной Анне показалось, что его копыта почти не задевают присыпанной свежевыпавшим снегом земли.

Анна метнулась к себе, торопливо схватила салоп и пуховый платок. Вполголоса, чтобы не проснулся Митя, проклиная непослушные крючки, застегнула высокие ботинки. Сбежала по боковой лестнице вниз, к комнатам горничных (граф, в соответствии с собственным либерализмом и новомодными европейскими теориями о равноправии, предоставил всем слугам по отдельной небольшой, но чистенькой и уютной комнате).

Постучала в Наташину дверь. Сначала тихо. Потом сильнее. Потом еще сильнее. Наконец забарабанила в нее кулаком.

Дверь наконец приоткрылась. В образовавшуюся щель осторожно выглянуло круглое лицо Наташи и при виде барышни мгновенно покрылось багровым румянцем.

– Сейчас я, сейчас, – забормотала она, делая попытку закрыть дверь. Но Анна, удивляясь самой себе, не дала ей этого сделать и, применив силу, наоборот, распахнула ее настежь.

Наташа ахнула и растопырила руки. За ее спиной, загораживая собой кровать с мятыми и скомканными простынями, стоял Якуб ибн Юсуф в одних красных, подпоясанных витым золоченым шнурком шальварах и сжимал в руке кривой турецкий кинжал.

При виде барышни он опустил руку с кинжалом и, преспокойно повернувшись к ней спиной, принялся одеваться.

– Якуб, – сказала Анна, не обращая внимания на Наташу, пытавшуюся задом наперед надеть свою цветастую кофту, – граф уехал!

– Давно? – деловито осведомился Якуб.

– Пару минут назад…

Якуб кивнул, вышел из комнаты и остановился перед Анной, внимательно глядя на нее.

– Куда он мог поехать, Якуб?

Якуб молчал, видимо принимая какое-то решение.

– В карете или верхом? – наконец осведомился он.

– Верхом! На вороной лошади! И одет совершенно не по-зимнему!

– Значит, очень спешил, – задумчиво отозвался Якуб.

В этот момент одевшаяся и даже успевшая пригладить себе волосы Наташа сделала попытку выйти из своей комнаты, но Якуб одним движением руки услал ее назад.

– Это все из-за меня… Якуб, миленький, куда он мог поехать? С ним ничего не случится?

Вместо ответа Якуб взял ее за локоть и отвел подальше от двери.

– Господин уехал без своего верного Якуба, – сказал он, укоризненно глядя на Анну. – Что такое вы могли сказать господину, что он уехал вот так, внезапно, даже не предупредив меня?

– А может, он искал своего верного Якуба и не нашел, – мстительно ответила новая, преобразившаяся Анна, – потому что Якуб в это время…

Якуб ибн Юсуф мрачно нахмурился.