Дневник грешницы

В жалком свете керосинного фонаря, прыгавшего в дрожащих руках сторожа, я увидел, что могилу уже потревожили. Деревянный крест в головах был повален, и земля, вместо ровного аккуратного холмика, набросана кое-как.

Я бросился копать. Обессиленный страхом сторож опустился у могилы прямо на землю и, всхлипывая, забормотал молитвы. Но все же не удрал, не оставил меня одного и даже продолжал держать фонарь.

Когда я наткнулся на гроб, я уже знал, что он будет пуст. Тот, кто был здесь до меня, не тратил времени на вытаскивание удерживающих крышку гвоздей. Он просто оторвал ее. На мгновение у меня мелькнула леденящая душу мысль, что крышку сломали изнутри. Но разум и здравый смысл, продолжающие работать, несмотря ни на что, утверждали, что это мог сделать только очень сильный мужчина. Мужчина, который прокрался следом за могильщиками, дождался, не замеченный ими, пока они уйдут, выкопал гроб, достал оттуда Анну… или тело Анны… и, кое-как засыпав могилу, исчез вместе со своей добычей, пока я возился со священником, а гробовщики в каморке сторожа «принимали на грудь» за помин ее души.

Без сомнения, все так и было.

– Прибери тут все, – велел я сторожу. – Крест поправь, землю… И никому ни слова! Тебе же хуже будет, если проболтаешься!

– Да что вы, барин! – Сторож, несказанно довольный тем, что все кончилось и страшный гроб вернулся на свое законное место, истово перекрестился. – Ничего и не было! Нешто мы не понимаем?..

* * *

Я вернулся к себе и попытался все это спокойно обдумать. Это было не так-то просто, уверяю вас… Я выпил водки, и на душе стало немного легче. Потом выпил еще. И еще.

В общем, именно тогда я и начал много и регулярно пить.

Но в тот вечер мне это помогло. Когда в графинчике с водкой очистилось дно, я уже знал ответ на самый главный вопрос.

Я был уверен, что Анна осталась жива. И у меня были предположения, как это я, со всем моим медицинским опытом, мог посчитать ее умершей.

Анна вовсе не умерла, а впала в летаргическое состояние. В этом состоянии сердечный пульс и дыхание не прослушиваются, температура тела понижается, кожные покровы бледнеют и могут приобретать синюшный оттенок… В общем, поверьте, без серьезных исследований в клинических условиях отличить летаргию от наступления смерти довольно трудно.

Теперь второй вопрос. Отчего Анна впала в летаргическое состояние? Конечно, сильное волнение из-за полученной записки, да и сами родовые и послеродовые страдания, в принципе, могли привести к этому. Но, скорее всего, главную роль сыграла пропавшая склянка с опиатом.

Небольшая, точно рассчитанная доза опиата могла облегчить ее страдания во время горячки. Я помню, как искал эту склянку, снова и снова перетряхивая свой саквояж. «Не могла же она просто так, ни с того ни с сего, выпасть», – думал я.

Но так и не нашел.

Большая доза опиата могла привести к смерти. На что, видимо, и рассчитывал тот, кто своими или чужими руками вытащил ее из саквояжа.

А что? Смерть от родов – что может быть естественнее?

Ни один врач, ни один полицейский, смею вас уверить, не усомнился бы в характере смерти и не потребовал бы вскрытия.

Родовая горячка еще более облегчила задачу неведомого убийцы. Он (или она) не хотели рисковать – Анна ведь могла и справиться с опасностью, такие случаи бывали. А вот подмешанная в безобидное питье доза опиата неизбежно довершила бы начатое горячкой дело.

Впрочем, почему я называю убийцу неведомым? Чистота и ясность соображения, ничуть не замутненные алкоголем, а наоборот, освободившиеся от некоторых сдерживающих принципов, мгновенно дали мне четкую и ясную картину. Qui prodest, знаете ли… Ищи, кому выгодно.

Картина получилась настолько стройной, законченной и логически непротиворечивой, что я, опрокинув в себя последнюю каплю водки, захохотал. Если бы кто-нибудь увидел меня в тот момент, в ужасе отшатнулся бы, решив, что я сошел с ума.

Графиня Мирослава, не желавшая, естественно, терять мужа из-за какой-то девчонки, составила жестокий и умный план. Для его осуществления надо было обязательно удалить графа на время родов Анны – и в департамент полиции отправился донос, написанный, скорее всего, кем-нибудь из крестьян. За вознаграждение или просто так, в угоду барыне, за стаканчик водки и обещание благодетельствовать в будущем.

Я вспомнил, что месяц назад графиня посетила избу-читальню под каким-то странным предлогом…

Графиня, как и я, знала, что ничем существенным это грозить не будет. Просто графа задержат на какое-то время в Петербурге для выяснения обстоятельств. Он, разумеется, скажет, что книг этих в читальню не давал и понятия не имеет, как они там очутились. Его слегка пожурят и отпустят.

Выманить Анну из дома и заставить приехать в имение прямо накануне родов – это и вовсе пара пустяков. Записка, написанная не рукой графини, разумеется нет! – скажем, Анной Леопольдовной, – и Анна, потеряв голову от волнения, мчится на плохих лошадях по тряской дороге.

Далее. При родах, естественно, присутствует друг семьи и опытный врач, который спасет ребенка, если что пойдет не так.