Дневник канатного плясуна

Какая разница, чем объясняете вы горе свое? Какая разница, чем скрываете его: целомудрием или развратом? Внешнее не решает проблем внутреннего, оно их скрывает! Но кто не видит скрытого, тот и вовсе ничего не видит, только титры, да аннотации!

Словом «познать» — обозначаете вы любовь физическую, а «цело-мудрием» — ее отсутствие. Странно мне это слышать! Если, познавая, утрачиваете вы мудрость, то что это за познание ваше? Если же мудрость ваша в неведении, то о чем она, эта мудрость ваша? Познание и мудрость, конечно, не одно и то же, но как все это связано у вас с физиологией?

Целомудрен ли эгоист? Да, но не потому, что он близости избегает, а потому, что знает он, что такое «близость». Эгоист не спутает ложь с искренностью, ибо слышащий себя услышит то, что происходит на том конце провода, ведь он и есть этот провод.

Целомудрие подлинное — это способность не верить лжи, способность видеть и ценить зерно действия. Всё в движении, всё бежит и спотыкается, но важно не то, мудрому, что бежит и куда бежит, но благодаря чему. Таково зерно действия!

Ложь — это то, чему хочется верить. Неправда неинтересна, а вот ложь — она манит! Ложь — это реальность такая, в которой нет ничего реального. Неправда проста, как и глупость, что о ней думать! А вот ложь — это новый контекст, новая реальность, завораживает она познающего!

Ложь более реальна для лгущего, чем для обманутого: в ней он ищет защиты, в ней находит свое прибежище — таково зерно его действия. Распознать зерно лжи, отличить его, вышелушить и не верить ему — вот в том целомудрие. Но не обмана следует вам искать, а распознавать природу зерна этого.

Когда луч света падает на предметы, они отбрасывают свои тени. Явления жизни так отбрасывают контуры лжи, когда смотрит на них человек. Отнимите у существования вашего ложь, и все будет просто, и слово тогда не ухватит жизни. Вот почему целомудрие молчаливо!

Целомудрие — это отсутствие лжи, это жизнь как она есть. Две стороны в отношении, два контекста, в двойственности этой — ложь, ибо стороны всегда одиноки, если не стали они одним отношением. Эгоист не бывает один, ибо эгоиста нет в одиночестве, он всегда между, он само отношение, ибо он ощущает!

Но не «между» он, но "то, что между"! Не может эгоист быть сам с собой целомудренным. Для целомудрия нужен ему Другой. Нет целомудрия без Другого. Другой — это жизнь эгоиста, это мудрость его и природа зерна жизни его. Да, он кроток, но лишь потому, что нельзя зерно торопить, нельзя вынудить, ибо рост его происходит сам!

Что же тогда эгоист? Эгоист — это тот, кто живет в Другом не именем своим, но существом своим, не образом, но существом. Зову я эгоистом того, кто отпустил свое «Эго» гулять вольным ветром. Не ограничивает эгоист Другого, но открывает Другого своим Собой, ему открываясь: в этом эгоизм эгоиста.

Целомудрие — это сама «близость». Ну а кто что делает — дело Двух, но не других».

Так говорил Заратустра, а о чем он умолчал, я могу только догадываться.

Много думал я о целомудрии, но путал я целомудрие с невинностью. Невинность — производное от вины, производной от глупости. Невинность — вот она, тяга в Ничто, вот оно, стремление к Идеалу, а по сути — идеализм идеализмом.

А целомудрие — страстно, вот что я понял из слов Заратустры, хотя и не говорил он об этом. Но не в единичном, не в частном страсть целомудрия, а в целостности!

Страсть целостности — вот что такое цело-мудрие.

О друге

Заратустра куда-то запропастился, а ко мне зашел близкий друг. Я как раз слушал кассету с его новой музыкой. Песня звучала на английском, так что смысл я понимал весьма смутно, но звучало потрясающе!

— Хороший голос, — весомо оценил Зар, гремя дверными ключами.

— Это его! — похвастался я.

— Правда?! Хорошо! — с еще большей весомостью произнес Заратустра. — «Мало понимает народ великое, то есть творческое», но еще меньше того знает он «создателей и актеров великих дел».

Я представил их друг другу.

— Это он подарил велосипед, — гордо отрекомендовал я моего друга.

— Это ваша пословица: «Дорог не подарок, дорога любовь»? — поинтересовался Зар.

— Да.

— Любите, — сказал Заратустра нарочито-утвердительным тоном и, словно ставя жирную точку, сопроводил реченное отвесистым взмахом указательного пальца.

Мы рассмеялись, и так говорил Заратустра:

«Все вы — отшельники, ибо недовольны вы тем, что есть у вас. Но как можете жить вы, недовольные жизнью?

Отказывая жизни, вы удваиваете себя, но нельзя у себя выиграть в шахматы! Сами с собой вы живете, отшельники! Это — блуд, ибо ведет он не к жизни, но к смерти. Так будьте же эгоистами, если хотите быть!

Отшельник не одинок, но расщеплен. Двое в одном — это граница, граница — это война, война — это безумие. Отшельник не одинок, он безумен. Вы безумны, отшельники!

Но страшно вам безумие ваше, отшельники, ибо нет в вас мужества идти до конца! Дурную кашу заварили вы, но кого собрались отравить вы ею? «Другом» зовете вы приговоренного вами!