Дневник хулиганки

Он принялся осторожно ощупывать свой красный и слегка распухший обонятельный орган.

Да пройдет у тебя все через пять минут. Хватит камедь ломать! Меня на историю про сложный внутренний мир не возьмешь. К тому же я знаю, как выглядит человек в обмороке. У тебя, одуванчик — толстые щеки, рожа слишком румяная.

Да что ты себе позволяешь?!! — взвился Валерик.

Гораздо меньше, чем ты — себе. Ты, голуба, обычный манипулятор — кстати, не самого лучшего качества. Нормальное явление для мамсика, который привык добиваться своего любой ценой.

Для ко-го-о-о-о?!! — Валерик уже не орал, а звучно шипел, подпуская в голос нотку драматизма.

Не будь у меня чрезвычайно темпераментной родни — и в том числе феерической тетушки Натали с ее темным артистическим прошлым — я бы усомнилась в собственных подозрениях. Но тетя Ната и не такое откалывала: валялась по всему дому в отключке, закатывала истерики, билась в пароксизмах, впадала в каталепсию — и все ради сущих пустяков вроде признания жуткого сооружения, похожего на подушку с букетом и бантом, за великолепную модную шляпку. Или за право смотреть очередной карамельный сериал как раз в тот момент, когда папуля, наконец, устраивается перед экраном с пивом и выражением счастливого ожидания на лице. Я не люблю футбол, путаю названия команд и не знаю, как выглядит Бэкхем (Ах, это тот, который отбивает у вражеского войска свою банку «Пепси»? А! Тогда знаю!), но папину потребность посмотреть долгожданный полуфинал уважаю. А мыло, которое повторяют трижды в год — вообще не повод для дилеммы: смотреть — не смотреть.

Если, впрочем, кому-то подобный подход кажется чересчур женским, нельзя не согласиться — это правда. Правда, но… частично. Поскольку кругом пруд пруди женственных мужчин и мужественных женщин. И они используют предоставленные судьбой средства как им заблагорассудится. И в качестве триумфа тоже выбирают что им заблагорассудится. Достать человека, которому ты осточертел, заставить его плясать под твою дудку против воли, выжать досуха — ничуть не хуже, чем очаровать, обаять, покорить и лишь потом выжать досуха. Валерик выбрал, вероятно, единственно возможный путь: манипуляцию и домашний театр. И теперь бедная Алка хавала то, что из Валерика вылепили его ненормальные родственнички.

Прекрати меня оскорблять! — надрывался Валерик, осветив помещение зардевшимися ушами.

Да, Ляля, ты уж как-то слишком… — заголосили остальные, боясь, видимо, что один из нас убьет другого.

Ах, ты не мамсик? — не обращая внимания на хор сочувствующих, нежным голосом пропела я, — Ты крепок, надежен и сдержан? На тебя можно положиться? Тогда почему, бога ради, Аллочка пригласила такое количество народа на финальную сцену?

Я пришел поговорить с Аллой, и нам твое присутствие совершенно не нужно! — Валерик лез прямо в расставленные сети.

Тебе оно, разумеется, не нужно. Оно нужно Алле. Если бы она тебе доверяла, то не стала бы скликать соратниц на это малоприятное зрелище. Алле требовалась поддержка. Ей просто не хотелось, чтобы ты ее дожал и все началось бы по новой!

Алла! Это правда? — Валерик оборотился к несчастной предательнице. Подруги молча сомкнули ряды, сплотившись вокруг засмущавшейся Алки, — Значит, правда. Ты тоже считаешь меня… г-ы-ы-ым-м-м-м! — ему изменил голос, — Считаешь меня инфантилом?

Валерочка, мне просто тяжело смотреть, как ты страдаешь… — пошла на попятную Алка. Еще мгновение, и он раздует в ней комплекс вины, а потом сожрет мою подругу с костями.

И поэтому ты пригласила какую-то хамку, которая обвиняет меня черт знает в чем?!! — Алка молча сглотнула.

Да. Гвардия обходит с флангов. Причем всех.[24]

Послушай, дружочек, — не сдавалась я, — ведь ты давно этим увлекаешься? Обморок, конечно, безотказная отмычка. Бам-м-м — и ты на полу, обмякший и беззащитный. Спорить с полутрупом — занятие неблагодарное. И все вынуждены удовлетворять твои требования, сколь бы смехотворны они ни были. Так?

Н-н-нет-т-т-т!!!

Значит, ты всерьез лишился чувств-с. Вы, как говорил товарищ Дынин малолетним симулянтам, «болезнью заболели».[25] Тогда почему у тебя, если не считать собственно падения, никаких других признаков обморока не обнаружилось?

Каких-таких… признаков?

Нечувствительности к боли — «сливку»-то ты ощутил! Бледности кожных покровов. Синюшности губ. Расслабленности мышц. Последующей вялости и слабости… Аллочка, ангел мой, принеси-ка нам «Медицинскую энциклопедию». Я знаю, у тебя есть. И мы зачитаем Валерику, как полагается вести себя всякому добропорядочному (пусть и слегка припадочному) джентльмену. Ну что, согласен?

Э-э-э-э… — заблеял Валерик, обводя нас глазами. Он явно скис, столкнувшись с проницательной, предусмотрительной и безжалостной Фемидой в моем лице.

Валера, как ты мог?!! — прошептала Алка. Остальные в унисон наморщили носики и покачали головами.

Аллочка! Я все объясню! Я хотел тебя удержать! Я не знал, как быть! Ты мне нужна! — Валерик взывал, простирая длани, но общее сочувствие угасло, как угли под пеплом.