Дневник киллера

– Не хочу! Ни с ней, ни со мной! Я хочу, чтобы ты умерла и перестала существовать!

– Мы поговорили бы с ней наедине, как женщина с женщиной. Может быть, она передумает.

– Передумает? А с чего ты взяла, что это она меня бросила?

– Ну что ты, золотко мое, ты неправильно меня понял. Я имела в виду, что могу уговорить ее вернуться к тебе.

– Это одно и то же.

– Кто она, Иан? Как ее зовут?

– Не знаю. Не скажу.

– Пожалуйста, Иан! Почему ты не хочешь, чтобы я помогла тебе?

– Хватит! Хватит! Хватит!!! – ору я в бешенстве, молотя кулаком по стенам.

– Скажи мне, кто она, Иан, я должна знать.

– Господи, да почему я должен тебе все рассказывать? Она не имеет к тебе никакого отношения! Я устал, я спать хочу. Я хочу все забыть!

– Послушай меня, ведь это очень важно! Я не желаю, чтобы мой сын встречался с кем попало, – не унимается мать, неотступно следуя за мной из комнаты в комнату. – Мне нужно ее увидеть, понять, подходит ли она тебе. Какой бы я была матерью, если бы отдала тебя первой попавшейся девице?

Отдала?

В ушах нарастает пронзительный вой, волосы встают дыбом. Каждая моя клетка, каждая молекула требует заглушить, уничтожить гадину, но я не могу. Все зашло слишком далеко. Надо бы постараться прийти в себя, сохранить здравый рассудок, однако животные инстинкты берут верх. Бей, сопротивляйся, не дай себя оседлать!

– ОТДАЛА?! Еще чего! Я мужчина, а не ребенок, черт побери! Я сам знаю, с кем встречаться, на ком жениться и кого убивать, и мне не нужно твое дурацкое разрешение! Отдала... – Я хрипло смеюсь, тряся головой.

– Вот как?! Вот что ты мне говоришь? Значит, я, твоя мать, ни на что не имею права, не могу даже слова сказать собственному сыну? Ты это имеешь в виду?

– ДА! – ору я. Слава богу, дошло наконец! – Именно так – не можешь, никогда! Моя жизнь – это моя жизнь, и ты тут ни при чем! Ты проклятая пиявка, которую я не в силах оторвать! Твое тело умерло, но голова осталась – висит на мне и сосет, сосет... Нет, ты не пиявка, ты хуже, черт побери, ты пьешь не только кровь, тебе нужен весь я, вся моя душа, будь она проклята!

– Ах так?! Ну что ж, тогда мне придется серьезно подумать, прежде чем разрешить тебе жениться на этой девушке.

Долгое время я молчу, затаив дыхание и ошарашенно озираясь. Неужели она в самом деле так сказала? Ну да, точно, не перепутал же я... Ну ладно, так или иначе, даже если и не сказала, то вполне могла.

Я начинаю визжать.

– Все! Все! Все! – Мой кулак пробил огромную дыру в кухонной двери, рука окрасилась кровью.

– Ты пока еще мой сын, и всегда им останешься, а дети должны слушаться свою мать. Приведи домой девушку, которую я сочту подходящей, – и только тогда я тебя отпущу, ни минутой раньше!

– Что значит "отпущу"? Я не твоя собственность! – пытаюсь вставить я, однако мать продолжает бубнить, не обращая никакого внимания на мои слова.

– Извини, ты, конечно, скажешь, что это не совсем справедливо, но я лучше знаю, что тебе нужно. И пусть мне говорят, что я слишком опекаю своего ребенка, я в своем праве!

– Я не ребенок! – ору я изо всех сил. Рука отчаянно болит, повсюду брызги крови.

Хоть убейте, не помню, чтобы меня как-то особенно опекали, когда я на самом деле был ребенком. Я просиживал целые ночи на ступеньках пабов, пока мамаша развлекалась внутри с очередным "дядей". Чаще всего меня вообще не замечали. Зато хорошо помню, как все эти парни, один за другим, уходя по утрам, когда мать еще спала, потихоньку очищали мою свинью-копилку. Да-да, именно так, а я ничего не мог поделать – только смотрел. У бедной свинки побывало в спине больше ножей, чем у Юлия Цезаря.

Поймите, я не для того об этом рассказываю, чтобы вы достали платочек и утерли мне слезы – что было, то было, и хрен с ней, со свинкой и ее розовым бантиком на шее! Я просто хочу, чтобы вы поняли, каково мне слышать про чрезмерную опеку. Вспоминать прошлое и бросать обвинения нет смысла: мамаша уже ничего не воспримет, она убеждена, что образцово выполняет родительский долг, а жестокий и несправедливый мир не хочет простить ей одну-единственную ошибку, совершенную в молодости. Ту самую, за которую я плачу с процентами всю свою жизнь.

– Дженет! – внезапно восклицает она. – Так ее зовут Дженет? Замечательное имя!

Как она узнала? Разве я что-то говорил? Неужели я так вопил и бесновался, что оно случайно вырвалось?

– Когда я ее увижу, эту Дженет? Ну когда же?

– Никогда! – рычу я в бешенстве. – Никогда ты ее не увидишь!

– Ты мог бы привести ее в среду. Я испеку торт и найду все твои детские фотографии, – радостно лопочет мать. – Расскажу ей, как ты пачкал пеленки, и о том, как я всегда знала, что ты налил в штаны, потому что ты сразу затихал и прятался за телевизор. О да, я все про тебя расскажу, чтобы бедняжка знала, с каким мальчишкой связалась! Посмотрим, захочется ли ей после этого выйти за тебя!

Она почему-то всегда так говорит – и еще ждет, чтобы я кого-то привел!

Ладно, Дженет она все равно никогда не увидит, так что какой смысл расстраиваться.

– Ты никогда с ней не встретишься, – говорю я с улыбкой.